Я был счастлив!
Во втором отделении все свои чувства, весь темперамент я вложил во Вторую сюиту для виолончели соло Баха, Сонату для виолончели с фортепиано Бетховена, адажио Шостаковича.
Ехевед сидела как зачарованная. Ее лицо светилось от восторга. После каждой пьесы они с мужем горячо аплодировали, и эти аплодисменты были для меня самыми дорогими, самыми желанными.
Когда концерт закончился, меня охватил страх. Неужели это было прощание, и, быть может, прощание навсегда…
Я готов был бежать за ней вслед в фоне, догнать, остановить, обменяться хоть несколькими словами. Но это невозможно. Ехевед не одна.
«Довольствуйся тем, что она тебя слушала, что ты видел ее, — сказал я себе. — Ты ведь и на это не надеялся. Неужели мало того счастья, которое ты только что получил?!»
Я стал переодеваться. И это заняло у меня гораздо больше времени, чем обычно. Только через полчаса вместе с товарищами по консерватории я вышел из филармонии и неожиданно увидел стоявших на тротуаре Ехевед с мужем.
— Соля! Ведь это ты!.. Это действительно, ты! — воскликнула она, сжимая мне руку. — Тот же самый Соля, что тогда… И другой… Ты меня узнал? Со сцены? Правда? Ах, какая радость! Такой триумф! Поздравляю тебя.
Я поблагодарил ее за добрые слова и с удовольствием отдал охапку цветов, которые бросали на сцену.
Эти скромные букетики гораздо милее моему сердцу, чем роскошные корзины, увитые лентами.
Ехевед прижала цветы к лицу. Она была тронута.
— Подумать только… Будто на празднике. Тебя засыпали розами… Когда мы шли на концерт, я и подумать не могла, что виолончелист Соломон Зоненталь — это тот молоденький комсомолец Соля, который репетировал с пионерами марш Буденного… Познакомься, пожалуйста, Соля, с моим мужем. Геннадий Львович тоже очарован твоей игрой.
Ее муж, высокий, широкоплечий, с умными черными глазами, крепко пожал мне руку и сказал, что Ехевед и он очень благодарны за наслаждение, доставленное такой своеобразной интерпретацией их любимых произведений. Они очень хотели бы видеть меня сегодня в их доме и просят не отказать в этой просьбе.
Такого я не ожидал, растерялся и, поблагодарив, ответил, что мне неудобно их беспокоить.
— Соля! Как ты можешь?! Своим присутствием ты доставишь нам огромную радость! — сказала она, решительно взяв меня под руку. — Идем к нам. Геннадий Львович, к твоему сведению, тоже сегодня именинник. Он награжден третьим орденом Трудового Красного Знамени. Вот мы все вместе и отметим твой успех и успех Геннадия! Пойдем, пойдем! Мы живем в двух шагах отсюда, на улице Лассаля.
Я извинился перед своими товарищами и, бесконечно счастливый, пошел с Ехевед и ее мужем.
«Вот он ей ровня, — подумалось мне. — Что я по сравнению с Геннадием Львовичем!»
— Какое счастье, что мы с тобой, Геннадий, не задержались в Москве, — радостно говорила Ехевед, — и что тебе удалось достать билеты на концерт. А то бы я даже не знала, что мой давнишний знакомый сейчас известный виолончелист.
Их просторная квартира на втором этаже красивого дома была обставлена со вкусом. Во всех комнатах стояли шкафы с книгами. В них были и старинные фолианты, и новые издания, монографии, литература по военным вопросам, по живописи и музыке, энциклопедии, справочники, словари, атласы…
Ехевед суетилась, словно не зная, как лучше принять гостя. Она была очаровательна, еще более очаровательна, чем прежде. Оживленно говорила, смеялась и не переставая радовалась моему успеху, будто в нем была и ее заслуга.
— А ты видел, Геннадий, какие красивые женщины преподносили Соле цветы?! С каким восторгом аплодировали. Ах, какой успех! Весь зал поднялся! Боже мой, как ты исполнил концерт Дворжака, а сюиту Баха… Какое кристально чистое, выразительное звучание, какая легкость, точность, ясность сложнейших пассажей! Геннадий такой тонкий ценитель музыки, и уж если он в восторге… Кстати, — перебила она сама себя, — я сейчас принесу «Известия» с Указом и поздравительные телеграммы, которые ты получил.
— Не нужно телеграмм, Ехевед. Нечего расхваливать мужа, — смущенно пробормотал Геннадий Львович.
— Я вовсе не мужа расхваливаю, — перебила Ехевед, — а инженера, изобретателя! Значит, мне нельзя, а твоим сослуживицам слать восторженные телеграммы можно? — лукаво спросила она.
Геннадий Львович рассмеялся и добродушно проговорил:
— Хватит, хватит, Ехевед, прошу тебя, — и, обняв жену за талию, усадил рядом с собой.
— А я хочу, чтобы Соля знал, вы ведь только что познакомились, вот я и представляю тебя! Геннадий Львович — руководитель крупнейшего завода, — обратилась она уже ко мне. — Нет, нет, я, конечно, об этом заводе ничего не знаю. У меня, Соля, от мужа нет никаких секретов, а у него есть! — весело воскликнула она. — Но я покладистая жена и ему это прощаю! А знаешь, какое звание в прошлом году присвоили Геннадию Львовичу?