– Я хотел чего-то большего для нас, чего-то лучшего, – мы снова стоим на светофоре. Поставив свой локоть на подлокотник, я прикусил кулак.
– Не было никаких «нас», – бесчувственно заявляет Катя.
Мне нужно убрать свои эмоции. Я в этом нуждаюсь. Сколько раз было такое, что я скрывал то, что чувствовал к Кате на самом деле? Почему? Скорее всего, тогда я боялся и сомневался. И сейчас это происходит с ней.
Я поворачиваю свою голову к Кате:
– Ты прекрасно знаешь, что было. Бессмысленно это отрицать, – спокойно отвечаю ей.
– Я не отрицаю лишь то, что люб… Что чувствовала к тебе, – исправляется она.
Честно сказать, мне было важно услышать даже это обрывочное «любила». Но проблема была в том, что она не услышала от меня того же. Хотя должен был сказать. Я знал, что Катя – единственная, кто из нас двоих заслужил это. Я любил ее. И люблю. Мне абсолютно плевать, что теперь я для нее никто, но говорить честно – вот что делает мужчину мужчиной.
Сейчас я хотел услышать от не только то, что она любила меня. Я хотел знать вот что:
– Ты, – я объехал машину, заезжая на парковку у ресторана, – ты когда-нибудь простишь меня?
– Олег знает, что это его ребенок? – в ответ спросила она.
Я, одним словом, шокирован. Мне хотелось спросить, откуда она может быть осведомлена этой информацией. Мы с Кристиной не выводили Лану в свет, да и сама девочка ко всем приемам относилась негативно. Даже Никита и Максим не были посвящены в это. Так откуда тогда?
Хотя, чего тут гадать? Катя – девушка с огромным умом.
– Нет, – ответил я спокойно.
Катя взялась за ручку двери, намереваясь открыть дверь, но прежде чем сделать это, она повернулась ко мне лицом и сказала:
– Я простила тебя.
Она вышла, оставляя сидеть меня в полном одиночестве и разваливаться на части.
***
– Я надеюсь, что ты один считаешь меня мудаком, – сказал я, присаживаясь на лавочку у памятника.
Улыбчивое лицо Кости смотрело на меня как-то по-детски, и я почему-то начал чувствовать себя легче. Наверняка, мой умерший друг дал бы мне сейчас здоровую оплеуху.
«Не, ну ты реально мудак. Молодец, что признаешь это» – я думаю, что он бы сказал мне так.
– Только Лана приносит мне радость.
«Почему? Не думал, что какая-то маленькая девочка сможет заряжать тебя энергией».
– Родители для своих детей стараются быть лучшими. Наверно именно поэтому я считаю, что Лана единственная, кто еще верит в совершающие мной поступки.
«А Катя?»
– Она ненавидит меня.
«Ты этого не знаешь. Помнишь, как надо делать? Подошел в лоб и спросил. Мы же всегда так делали».
– После твоей смерти все изменилось.
«Настоящие чувства не меняются» – говорит его портрет.
– Она… Холодная, словно лед, – я сжимаю переносицу от бессилия.
«Ну так растопи».
– Как все просто, – смеюсь, закрывая лицо руками.
«А вот вы взрослые всё любите усложнять. Только я не понимаю зачем».
– Я тоже.
Вся могила Кости поросла травой. Мне нужно обязательно прийти сюда в сухой день и навести порядок. Его родители после смерти улетели в Париж. Как они сказали: «Мы хотим избавиться от всего дурного, и начать жизнь с чистого листа».
Вы идиоты, – думал я.
Поднявшись с лавочки, я дал себе обещание прибраться. Лавирую между другими оградами, иногда заглядывая в лица умерших. На моем пути попадается, по-видимому, семейная пара. Памятник был сделан в форме сердца. Они выглядели молодо, и я, бурча о том, что все умирают так рано, прошел дальше.
Я где-то их уже видел. Их лица казались мне знакомыми, и я решил вернуться назад, посмотреть на их имена. Я вернулся назад к ограде, и почему-то мне казалось, что эти два человека внимательно за мной наблюдают. Их глаза светятся счастьем. Даже у мертвых они выглядят ярче, чем у меня. Опустив глаза чуть вниз, я прочитал их инициалы: «Муромские Андрей Владиславович и Оксана Александровна».
Мне показалось, что в какой-то момент я начал выть.
Глава 5. Не вернуть
Здесь очень громко и весело. И я не знаю, что из этого хуже. Огромные тарелки закусок, море различных напитков, народ, громко хохочущий и веселящийся, яркие и с тем же темные цвета повсюду – я до сих пор не могу к этому привыкнуть. Хотя когда-то я был постоянным жильцом в таких тусовках.
Мне 28 лет, а я все еще шляюсь на вечеринках. Убийственно смешно, по крайней мере, для меня. Была б моя воля – сейчас сидел бы дома с Ланой, попивая при этом ее любимый какао. Но я здесь только ради одной цели – Катя. Аня пригласила ее на свой День рождения.
Что я скажу, что я сделаю, когда она придет – не знаю. Это, наверное, единственный случай, когда мне приходится думать над тем, чтобы хоть как-то обратить девичье внимание на себя. Раньше я никогда не думал об этом потому, что у меня был четкий план: парочка комплиментов, два-три коктейля, небрежное касание моей руки об ее тело, и все – секс на ночь мне точно обеспечен. А сейчас что? Возраст, – скажите вы. Нет, это моральное уничтожение.
В Америке я не пытался завести новые отношения. Во-первых, я не хотел. А во-вторых, у вас было такое чувство, когда «это не то» или «она делала/говорила/мыслила/ела/одевалась по-другому»? Оно преследует меня на протяжении долгого времени.
Впрочем, откуда мне знать придет она или нет? В любом случае у нас опять не получится нормального разговора.
Прошлый я, который до сих пор сидел где-то в укромном местечке моего разума, говорил: «Как эта сука может так с тобой обходиться? Ты тоже страдал и сейчас страдаешь. Она эгоистка». Катя далеко не эгоистка, просто привыкла переживать моральные травмы одна.
Другой я, более мягкий, справедливый и терпеливый (появился после рождения Ланы) шептал: «Тебе лучше оставить ее в покое. Для тебя и для нее так будет лучше».
Оба приказывали мне, чтобы я отрекся от Кати, но, просто огромное «но», я не хочу. Мне нужно узнать, что с ней случилось помимо нашей ситуации. Откуда я знаю? Ответ довольно-таки прост – я вижу. Вы наверняка подумаете, что я – чокнутый, но можно привести очень легкий пример: приходя домой, вы застаете маму, сидящую на кухне. И что-то невольно вам подсказывает, что что-то случилось, ибо ее взгляд какой-то не такой, чуть изменившийся. И поведение немного поменялось. А откуда вы знаете? Ну, я же вижу! – ответите вы. Вот и у меня так же. Я вижу. Я чувствую это, как никто другой.
Мне нужно это выяснить. И я это сделаю.
– Прошло всего сорок минут, а эти малолетки уже накидались, – прокомментировал Максим.
И еще одно, к чему я не могу привыкнуть – все в шортах и майках. Я чаще всего находился в «высшем обществе» в строгих костюмах, что просто ужасно неудобно.
Какая-то девчонка заверещала, когда ее бойфренд на ночь закинул ту на плечо. Парень понес ее на второй этаж. Теперь можно смело сказать, чем они, от силы 10 минут, будут заниматься. Да-а, а в наше время такого не было… Что ты сейчас сказал?
Гребанный старикашка.
Но ведь в действительности, 5 лет назад я наслаждался тем, как соблазнял девушек. Для них это было жутко, но мне нравилось смотреть, как они, мучаясь от сладкой пытки, стонали мое имя и просили действовать быстрее. Я был для них Богом, но одна девушка, в один миг, заставила меня почувствовать себя полным ничтожеством.
А вот как раз и она. В легком желтом сарафане что-то держит в руках, мечется туда-сюда, выискивая нашу компанию среди других людей. Ее волосы заплетены в легкую косу, на ногах светлые балетки. Но это не ее образ. Катя всегда одевалась во что-то простое, что не мешало бы ей двигаться свободно.
– Катя! – сквозь громкую музыку кричит Аня. Попытки оказались тщетными до того момента, пока Олег не подошел к ней.