На полу спрессованные щепки, на стенах мозаика из зеленого пластика. Облокотившись на подоконник, он начал подпаливать зажигалкой нижний угол одной из фотографий. Та сопротивлялась как могла, не давая разгореться. Но он не сдавался, пока шершавый язык огненного пламени не начал распространяться по всему блестящему глянцу. Снимок горел, а море воспоминаний бушевало. Он с жадностью пиромана следил как белое становится черным. Стоял запах жженных химикатов, запах горелой фотобумаги, запах ненавистного прошлого и чувствовался он одинаково. Когда снимок начал разваливаться, он бросил его на "Папиросное кладбище" (так мы называем привычную вам – пепельницу), ухмыляясь взял у меня сигарету, наклонился к только разведенному костру и подкурил от него. Того времени, что ушло на сигарету оказалось недостаточно. Фотографии все еще пылали, и он решил растянуть удовольствие и следом за первой закурил вторую, подкидывая огню на растерзание последнее фото. Мне было позволено наблюдать за этой картиной. Я была потрясена и растеряна, и что самое обидное – я так и не разглядела что же было на этих снимках. Воочию следствие и не малейшего понятия о причине. В оконцове: от него – дым и благодарный взгляд, от меня лишь – сочувствие, холодное, без соли и перца.
Мы покинули балкон, оставив серый пепел на произвол судьбы. Вернувшись в комнату, он открыл нижний ящик тумбы и достал припрятанный на черный день коньяк. Трудно было представить день чернее этого, поэтому я не возражала.
Очень многие люди, в такие моменты прибегают к алкоголю, конечно, это никакое не решение, но их можно понять. Сама возможность, на несколько часов улететь первым рейсом из страны "Разума" в страну "Инстинктов" слишком манит, и противиться такому нет сил, особенно в те моменты, когда они на исходе. Я бы сравнила опьянение с сексом: (интересно, что они тесно связаны), первая стопка как первое прикосновение, развязывает вам руки и порождает желание. Вторая идет легче первой и похожа на столкновение губ, которое призывает доверить свои тела друг другу. Третья уже дает небольшой удар по голове, прямо как срывание одежды, которое выпускает из клетки безумие и снимает поводок со страсти. Вот вы уже закусываете четвертую стопку, ваше сознание становится шатким, а земля действительно круглой, точь – в – точь как укус в шею и набирание сумасшедшего ритма, это стадия эйфории, стадия удовольствия в первой инстанции. Пятая, шестая, седьмая. Царапины, пот, крики. Тост как стоны, горечь как объятия, и общая кульминация – снятие напряжения. Знаю я это только по тому, что и после того, и после того очень хочется покурить, и после того, и после того желание на время гаснет.
Бутылка коньяка, которую он достал, не внушала надежд. Сорок градусов в испуге бились о стенки на дне, и хватало их максимум на два небольших глотка. Он с разочарованием оценил остатки, и довольствовался тем, что есть. Опустошил ее, лишний раз убедившись, что этого недостаточно. Впопыхах оделся, не особо заморачиваясь, накинул куртку и перед выходом решил расправиться с еще одной моей подопечной. На балкон меня никто не звал, а окна были наглухо зашторены, поэтому увидела я его, только спустя пять минут. Он уже привычно положил меня в карман, и мы вышли на улицу, не знаю зачем, но так как в нашем наружном бугнало паявился еще один сосед – паспорт, догадываюсь что за продолжением банкета.
11 сигарет
Поздний вечер. Он ничем не отличался от других, разве что, людьми, которые встречались нам по дороге. Каждый чем-то озабоченный, у каждого свои проблемы, и все как один – пытаются найти им решение.