Наконец настала его очередь менять деньги на коньяк. Кассирша была очень любезна, были бы у меня ноги, я бы сделала реверанс в знак почтения ее воспитанию. Благодаря ей я разорвала клеймо, поставленное из-за девушки в табачной лавке на всей сфере обслуживания. Оказалось, что не для всех униформа и бейджик, служат шредером, через который пропускают целые тома: уважения, учтивости и приличия.
Выйдя из магазина, он оглянулся вокруг, щедрые фонари покрывали золотом дорогу и ветки деревьев, скупые не горели вовсе. По правую руку: стояло закрытое похоронное бюро, кофейня и забегаловка, по левую: торчал хвост мясной лавки и жилые дома, а по центру – осуждающим взглядом на него смотрела голубая церквушка. Не знаю верил ли он в Бога, но думаю даже всевышний не помощник тому, кто не верит в самого себя. Зато он доверял коньяку, ведь на него не нужно перекладывать ответственность, все куда проще – открыл, выпил. Никаких надежд, разочарований, просто мираж, мираж того, что все образуется. Да он пропадет с похмельным утром, но и на том спасибо.
По его первым шагам я поняла, что он выбрал дорогу для пьянства – темный тротуар с ослепляющим светом навстречу идущих машин. По пути открыл бутылку, вздрогнул от запаха приближающегося безрассудства и приступил. Курил он часто, не я успевала прощаться с одной сигаретой, как уходила другая. Каждый новый глоток он закусывал дымом. До половины бутылки – он морщился и заставлял себя выпить, после половины – перестал чувствовать горький вкус и согревал горло будто сладким черничным чаем, уже без отторжения, а смакуя каждую каплю. Он напился, да. Хоть дорога была прямая шел он как по серпантину и нуждался в сидячем перерыве. К счастью, неподалеку оказалась остановка маршрутного такси, и ведущий к ней пешеходный переход. Он свернул на разметку с черно-белыми линиями и перешел дорогу, наступая только на черные. С облегчением упал на скамью, случайно выдернув наушник из правого уха. Я услышала до боли знакомый мне альтернативный рок, и вокал неподражаемой Бет Гиббонс, да, я как и он люблю эту группу. Portishead играла в кабине фургона, когда нас везли в табачную лавку, и я была околдована их альбомом: "Dummy", успевшим проиграть три раза до глушения мотора. Чей-то звонок решил перебить гитару, и припев: "Never found our way, regardless of what they say…" – сменился на безвкусные колокольчики. Я не знаю кто звонил, но он поднял трубку и с трудом отвечал на чьи-то вопросы, не стеснялся мата и агрессивного тона, как себя чувствовал, так и разговаривал. Его общение явно отличалось от разговора с кассиршей, скорее всего голос из динамика был голос близкого, и закончилось все на описании места, где лежал он и почти пустая бутылка коньяка.
5 сигарет
Не прошло и получаса, как в пятнадцати метрах от нас остановилась машина. Я упала на дно кармана, когда он (хоть и со второй попытки) все же встал на ноги. По пути к автомобилю сделал заключительный глоток и вытерев губы швырнул бутылку в гущу темного леса. Ни одно дерево не решилось марать руки и ловить этот подарок, поэтому раздался громкий звук бьющегося стекла, и под эхо стонов пострадавшей бутылки мы сели на переднее сиденье, и он выложил меня на салонную панель. За рулем сидел молодой человек, укутанный в темноту, которая изредка разбавлялась светом. Они молчали, просто молчали. Даже мне стало неловко от этой тишины, и вроде обстоятельства в которых они оказались призывали к диалогу, но нет, говорил двигатель, коробка передач с ручником перекидывались репликами на перекрестке, а они не проронили ни слова. Я даже подумала, может это такси, но ведь таксисты сами не звонят чтобы подбросить куда-то, да и адрес он не называл, поэтому я была убеждена в том, что это – его друг, так как только с другом можно позволить себе молчать, можно позволить себе не подбирать глупые вопросы и не интересоваться тем, к чему нет интереса. Молчание – роскошь, получаемая не за деньги, а за услуги, которые вы оказываете человеку, не потому что надо, не потому что просят, а потому что вы сами этого хотите.
Спустя три поворота на право и железнодорожный переезд машина уже стояла на месте и ворота какого-то небольшого гаража смотрели в упор на капот и переднее стекло. Его друг вышел из машины, отварил ставни и кинул два сколоченных палета, по которым спустя время мы попали внутрь. Это был не просто гараж, осмотревшись я удивилась обстановке. Вы должны прочувствовать это, постарайтесь представить его сверху, с высоты молодой березы: в левом нижнем углу стоял мангал ручной работы вместе с небольшой киркой, которая свисала с крученной ручки; чуть впереди от него колотые дрова в овощных ящиках, наполненные до отказа, далее; под самый потолок стоял стеллаж, три полки которого – были забиты дровами, а остальные две – бытовой утварью; в левом верхнем углу была небольшая обеденная зона: со столом, автомобильным креслом и диванчиком в виде задних автомобильных кресел; весь этот банкетный уголок украшала пластиковая обшивка с мраморным принтом и золотое велосипедное колесо, висящее на стене (представляете, оно даже крутилось, уж не знаю какими небесными силами); в правом верхнем углу, был серебренный сейф, над которым красовались два постера: с дневным Лос-Анжелесом и улыбающимся Адриано Челентано; и наконец правый нижний угол был весь в распоряжении открытого дартса, закрепленного на стене с листком – на котором были подсчеты прошлых баталий. Атмосфера была заманчивая, это холостяцкое логово располагало к себе, уговаривало тебя: "Выбей тремя дротиками 180" или "Устрой пир с жаренным мясом и вишневым бурбоном" – устоять невозможно, и ты уже прицельно смотришь на утроение двадцати и переворачиваешь шампура с кольцами лука и кусками сочной свинины. Кстати, о бурбоне, не успела я налюбоваться этим местом, как под магнитолой уже оказался литр этого напитка. Тут уж я была не рада его появлению, к чему он здесь? Коньяк справился на ура: по глазам видна потеря рассудка, мимика выдает спокойное равнодушие – ему явно хватило. Я не могла выразить свое недовольство, не могла показать волнение, а могла лишь обеспечить его кровь никотином, ужасное чувство, будто человек тонет, а ты стоишь с наполненным графином и доливаешь воды. Но не успела я раздосадоваться как негромко заиграл джаз. Под ритм ударных выл саксофон на пару с мужским хриплым голосом, одноразовые стаканы наполнялись бурбоном и вилками словно трезубцами протыкались дольки ананаса на дне консервной банки. Только после начала фуршета они заговорили друг с другом. Согласитесь, если бы кто-то невольно подслушал бы ваш личный разговор, а потом отдал бы его на оценку всем людям, знающим буквы, вы бы явно не обрадовались такому поступку. Прошу, не заставляйте меня поступать недостойно и отнеситесь с пониманием к тому, что я не буду раскрывать все тайны, которые по несчастливой случайности вдруг стали мне известны. Но в качестве утешения позвольте вас спросить: по вашему мнению, каждый человек заслуживает счастья? Даже тот, кто убивает? Предает? Даже тот, кто отнимает счастье у другого? Или же будь ваша воля, вы бы раздавали это счастье выборочно, только тем людям, которые по вашему мнению этого достойны? Не стесняйтесь ответа, когда вам еще удастся поговорить с пачкой сигарет. Я подожду, мне не сложно. Спасибо, я поняла вас…