- Награждай непричастных, наказуй не виновных.
Вторую часть заповеди испытал на своей спине дед Андрюшиха. Получив пятьдесят плетей, дед подтянул портки, и яко мужественный Галилей рек:
- А, без лесников, однако, нельзя.
После пожара зачастили к градоначальнику ходоки-погорельцы со слезными просьбами о вспомоществовании. Первыми, понятно, новоглупы. Им Путанников повелел выделить из казны средства на восстановление бунгал. Когда ж из деревень ходоки пошли, озарила градоначальника гениальная в своей простоте мысль. Повелел он голодаевцам Несытую отстроить. Несытовцам Холодрыжку, холодрыжковцам Гадюкино, и так далее, пока не замкнул круг на Голодаевке. С тех пор и появилось понятие – круговая порука. А дабы впредь подобных бедствий избежать, велел крестьянам провивупожарными делами в лесу заняться; от мусора и веток лес очистить, рвов земляных накопать. Забыв, в очередной раз, что лес Трутню отдал, который селян на версту близко к лесу не подпускает.
Возрадовались сельские обыватели:
- Вона как, соседи, с коими сотни лет враждовали из-за межей и угодий, дома нам построят.
А то, что самим придется соседям из другой деревни, с которыми не менее ссорились, дома строить, как-то в голову не пришло. Только не вышло из этой затеи ничего путного, поскольку не дал им Трутень на строительство, даже, бревен горелых.
Разбрелся потихоньку народ с пепелищ. Кто в холопы к новоглупам, а кто в Бялогрусть, где их охотно приняли. В Глупове, поначалу, и внимания не обратили на бегство селян. Всего- то репа, да греческая крупа с базара исчезли. Так репу с гречкой глуповцы с хорошей жизни и употреблять как - забыли. На столах их не переводились яства заморские; и ананасы, и финики, и,прости господи, авокадо. Колбасой, сырами, маслом и картошкой их Бялогрусть завалила. Знай, торгуй гумусом, да чулки деньгами набивай.
Спохватились, только когда срок подошел недоимки с крестьян собирать. Приехала команда в Голодаевку, сгрузила скамьи для порки, кнуты в соленой воде вымочили, приготовились народ за недоимки сечь, ан, народу- то нет. Поехали в Холодрыжку, и там пусто. Всю зиму по округе мотались, но так никого и не высекли. Обезлюдел глуповский край. Вернулись с большим конфузом. Доложили градоначальнику.
Призадумался Путанников. Рушились основы существования власти. Ибо основа есть сечение недоимщиков. Недоимки, это вам не налоги и подати, кои обыватель сам с великой поспешностью в казну несет. Недоимка – величайшее изобретение бюрократии, здравому смыслу обывателя недоступное, как недоступен ему божий промысел, и потому атрибут священный, в трепет пред властью приводящий. Сечение же есть следствие недоимки, как и власть градоначальника, следствие сечения. Из логической цепочки: власть – сечение – недоимки – народ, выпало первое звено – народ. Не сечь же, в самом деле, новоглупов. А холопов и сами новоглупы секут исправно. Управу сечь, что самого себя, ибо чиновники – это глаза, уши, руки и все прочие органы власти.
Так, или по-другому рассуждал Путанников, но вывод сделал тождественный.
- Без сечения нет власти, без народа нет сечения. Значит, народ нужно добыть. И обратил свой взор на соседнюю Бялогрусть.
Бялогрусть сия – волость не волость, губерния не губерния, корень свой исторический вела из тех же племен, что и глуповцы; то есть от головотяпов,сычужников, заугольников, рукосуев, куролесов и прочих тому подобных. Но жили бялогрусы в такой глуши за болотами, что, ни князья, ни, позднее градоначальники глуповские добраться до них не могли. Так и жили они в диком самоуправстве, признавая лишь батьку, коего на общем сходе сами над собой ставили.
Во времена градоначалия Путанникова батькой в Бялогрусти был крепкий и хитрый мужик Лукаш. К этому батьке Лукашу и направил Путанников свое посольство. Везло посольство грамоту, в коей доказывалась историческая общность двух народов; (тут Ксенафонт Евграфович Олухов постарался), близкие родственные и экономические связи (вот где ученый агроном пригодился), взаимные миграции населения (и погорельцы в лыко пришлись), и абсолютно логический вывод о неизбежности сечения бялогрусов командами из Глупова, и допуска в Бялогрусть новоглупов, коих батька Лукаш, по дикости своей не любил и не пущал.
Батька Лукаш посольство обласкал, пивом, медом поил, в родстве клялся, но принимать команды и новоглупов не спешил. Путанников терпел, сколько мог, но, в конце концов, и до него дошло, что дурит его батька. Хотел он отправить команды в Бялогрусть, да вовремя вспомнил, как полицмейстер две недели по лесу плутал. Хотел на баржах отправить, да оказалось, что все баржи бялогрусские, а своих в Глупове даже лодок нет. Вызвал тогда Трутня и повелел эмбарго для Бялогрусти учинить. Загвоздка тут случилась, реки по коим гумус возили, все через Бялогрусть текли. Но эту задачу решили, новоглупы помогли. Связались со своими коллегами византийцами, и предложили те византийцы канал прокопать вокруг Бялогрусти, чтоб минуя ее, гумус в страны дальние вывозить. И условия такие льготные предложили, что Путанников с Трутнем чуть в удивление не впали. Канал византийцы сами выроют, а за работу глуповцы гумусом расплатятся. Градоначальник, как узнал, что из казны ничего давать не надо, так сразу договор и подписал.
Канал вырыли быстро, еще быстрее вывезли все запасы гумуса. Посчитали. Оказалось, гумуса только-только хватило, чтобы расплатиться за рытье канала. Вместе с гумусом и золотишко иссякло. Без денег же и товары заморские исчезли.
Новоглупы в страны заморские удалились, где у них и виллы с бунгалами оказалось, припасены, и золото в банках. Даже Трутень в Византию сбежал, но не в рубище, отнюдь не в рубище, да и жить ему не в лачуге, отнюдь не в лачуге. Дворцы и бунгалы, оставшись под холопским присмотром, быстро ветшали и разваливались. Казна опустела, а в Глупове появился новый градоначальник Топтыжко-Скоморохов.
Недаром начал я свое повествование с тайны, окружавшей Вадима Вадимыча Путанникова. Не закончилось его правление с приездом нового градоначальника, как испокон веков повелось. Какая путаница в Канцелярии приключилась про то неведомо, но снять Путанникова с поста градоначальника не сняли. Стали приходить в Глупов высочайшие указания и циркуляры, то на имя градоначальника Путанникова, то на имя градоначальника Топтыжко-Скоморохова, а то и просто градоначальнику, без указания имен. Обращать внимание вышестоящих инстанций на такое непонятное положение ни Путанников, ни Топтыжко-Скоморохов не решались, ибо твердо знали: начальство не ошибается. А если какая ошибка и случается, то виноваты всегда подчиненные. Виноватыми быть никому не хотелось.
Новый градоначальник создал свою новую управу, благо присутственных мест в Глупове образовано было в избытке, но проблемы это не решило. Власти действовали не столько параллельно, сколь перпендикулярно. Ибо не ведала одна рука, что творит другая. Да и в умах обывателей начались опасные брожения. Говорили о двоеградоначалии, делая экскурс во времена Древнего Рима, о консулах, триумвиратах, республике и даже конституции.
Градоначальники почуяли: такое вольномыслие среди обывателей может запросто завести их обеих на каторгу. Требовалось принять радикальное решение, дабы привести всех в состояние умиротворения и начальстволюбия.
И такое решение нашлось. Упомянутый выше азиятский лекарь соединил двух градоначальников, навроде известных сиамских близнецов. Причем, сделал все преизрядно искусно. Сшил не только туловища, но и ноги, руки, головы и даже уши. Обыватель, глядя спереди, видел Путанникова, глядя сзади – Топтыжко-Скоморохова, а боком градоначальники старались к обывателю не стоять.
Все вздохнули свободнее, единоначалие осталось несокрушимо, ибо ни один злопыхатель не мог опровергнуть сей факт, что градоначальник; и Путанников, и одновременно Топтыжко-Скоморохов. И циркуляры Канцелярии представали не безобразной путаницей, а мудрым распределением обязанностей двуединого градоначальника.