По выходе из магазина Игорь лениво повернул голову и проговорил:
- Ну, слава богу, а то Ланка еще в прошлый раз просила меня халат привезти, а я чего-то нигде не видел. Ей уже махровый надоел, да и лето скоро...
- Угу, - злобно промычал Буба, с трудом сдерживаясь.
*** Вагон невероятно медленно, подолгу простаивая на стрелках, полз в ночи, но все же он двигался к дому, и, конечно, радостная эта поступь, как верстовыми столбами, отмечалась пустыми бутылками, - ведь вагон ехал домой, туда, где пирожки с мясом и чебуреки, где в ларьках торгуют хот-догами и колой, туда, где из кранов течет горячая вода и где гостиничные кровати покрыты чистым белье, туда, где цивилизация.
Китайская граница осталась позади, одарив их всеми неизбежными гадостями, какие только может родить сознание, извращенное безграничным восточным деспотизмом: с огромной очередью, которую непременно надо пропустить через одну дверку, с бессмысленным сидением нескольких сот людей в тесной комнате, с высокомерными приказами форменно-погонных людей, сколь бессмысленными, столь и издевательскими. Впрочем, все эти прощальные радости очень китайской, не очень народной и совсем уж не республики даже сравнить нельзя с временем, когда весь этот путь надо было проделывать, перетаскивая на себе несколько сотен килограммов.
В этом же вагоне ехали и москвичи, что не могло, разумеется, не привести к беспробудному пьянству. Кроме них, ехала там же и группа из Белгорода, состоящая преимущественно из громоздких базарных теток. Было их много, и все они с завистливым неудовольствием поглядывали на выпивающих.
Им предстоял сегодня еще проход через таможню с боями: пытаясь избавить себя от утомительной оплаты груза, они под завязку набивали свои тридцать кило, чем разительно отличались от челноков столичных, гнушающихся грошовой при их оборотах экономии и отправляющих весь товар багажом. И теперь провинциалы опасались, что соседи, напившись, начнут буянить и мистическим образом навлекут на них гнев пограничного начальства. Было это, разумеется, полным бредом, но вполне достаточным для приятного скандала со столичными богатеями.
Возникшее было напряжение несколько развеялось, когда выяснилось, что одной женщине из их группы, расплывчатой толстушке лет тридцати пяти, Игорь ненароком помог.
Он обнаружил ее со струящимися по лицу слезами, мешающимися с темной тушью, в окружении десятка злобно орущих велорикш. Тут же, у входа в ее гостиницу, громоздилось штук двадцать коробок.
Она сговорилась с рикшей на пять юаней, - цена, кстати говоря, непомерная, китайцы платят два. Тот, ощутив, что имеет дело с неопытной простофилей, немедленно собрал шарашку таких же, как он, мерзавцев и требовал теперь по пять баков с коробки.
Игорь, находившийся отчего-то в благодушном настроении, почувствовал в себе ростки губительного благородства и устремился к ней на помощь. Сокрушительным матом и дикими криками с обещанием позвать "капитану" ему мгновенно удалось сбить сумму шантажа до сотни юаней, но на этой цифре рикши уперлись.
На счастье, мимо проходил тот самый старичок-меняла из "Пассажа", который, грозно прокричав что-то на китайском, тех припугнул, и цена рухнула до двадцати.
Тетенька, утерев мордашку, с рикшами расплатилась и собралась было Игоря долго благодарить, но тот из-за недостатка времени и общей нелюбви к благодарностям это пресек и, наказав самой с рикшами не связываться, а заставлять торговцев привозить товар в гостиницу, побежал дальше, испытывая слегка стыдливое самоуважение.
Однако расплаты за доброе дело он, конечно, не избежал.
Толстушка, подсев к их пьянке, изводила его назойливыми благодарностями, кроме того, в глазах у нее читалось явное предложение. По мере того как она напивалась, ее порыв к излишнему самопожертвованию разрастался и крепнул.
Впрочем, была от нее и известная польза: она приволокла к столу кое-какую закуску и, что главное, буханку почти свежего хлеба, тщательно завернутого в полиэтилен. В сочетании с водкой и тушенкой, в изобилии имеющихся у мужчин, это составило пиршество богов.
Умный Олег, выпив полстакана и основательно закусив, отправился на верхнюю полку отсыпаться, часа через два составил ему компанию и Фил, от усталости осоловевший в рекордные сроки.
Пьянка дошла уже до той стадии, когда люди расползаются вздремнуть, а оставшиеся пять-шесть человек ухитряются вести в купе плацкартного вагона несколько громогласных, но в то же время совершенно отдельных и даже интимных бесед.
Вот и сейчас двое москвичей, сидевших у окна, предавались с Бубой и Лешой своеобычному челночному трепу ни о чем, время от времени грохая изрядными порциями: "...и тут он мне пошлину поставил - я за столько не то что не купил - я за столько не продам...", "...ах ты, стерва, говорю, узкопленочная...", "...ну да, у нас вот тоже, помню, был один в таксопарке..." А возле прохода сидели друг против друга Игорь и белгородская толстуха. Она несла какой-то пьяный вздор, не оставляя, впрочем, своих блудливых целей. Игорь односложно что-то ей отвечал, тяготясь, но все же поддерживая беседу.
Буба, оживленно болтавший с москвичами, не забывал с глубоким интересом и с нескрываемой иронией следить за развитием событий. Белгородская красотка упилась уже до такой степени, что не обратила внимания даже на немаловажную новость.
- Блин, - посетовал Леша, - таким макаром мы можем на таможню не успеть.
- Ну и че, - откликнулся один из москвичей, - водка есть, - сверкнул он в улыбке золотым зубом, - здесь и заночуем.
- Так завтра же во Владик товар придет, на фиг это надо - ворочать его не жравши, не спавши.
- Не волнуйся, успеешь и пожрать, и поспать.
Это прозвучало грубовато, и второй москвич, тот что потрезвей, постарался загладить легкую бестактность.
- Ребята, а вы че, не знаете? Нам сказали - в лучшем случае через три дня.