Он прожил очень недолго, едва до 40. Ещё при жизни мамы успел жениться и родить дочку. Жена Володи после смерти нашей мамы, которая их кормила, обстирывала и обихаживала, выгнала его из дому. Он нашёл себе новую жену, с которой я познакомилась на его похоронах (звали её, как и нашу маму, Верой), которая не катила на Вовку бочки, говорила, что он был очень хорошим отчимом-другом её сыну, часто вспоминал свою семью и особенно сестру Римму. Вот такая история про моих братьев.
Жизнь где-то там…
И снова Сибирь. Я не знаю, почему мои родители так часто переезжали в Сибири с места на место. С чем это было связано? Сейчас не у кого спросить, но эти бесконечные переезды я помню. Однажды мы жили в жалкой лачужке с крохотной комнаткой, и, по-моему, дверь открывалась прямо на улицу – сеней не было.
И вот однажды утром, мы ещё спим вповалку на полу, открывается входная дверь, и в клубе морозного пара появляется мама в дохе, а под ней – в тулупе. Она идёт к нам, улыбается, достаёт что-то из-за пазухи, кидает мне какой-то чёрный комочек и говорит: «Дочка, это тебе на день рождения!» Комочек оказался крохотным щеночком, сибирской лаечкой. Мама назвала её (а это была «она») Дианой (мама откуда-то очень хорошо знала мифологию). Мы же, дети, звали её попросту Дянкой.
Диана выросла в замечательную собаку, ставшую нам, детям, нянькой и заступницей и немного строгой наставницей.
Одно время где-то мы жили совсем без «нянек». Мама утром кормила нас и уезжала на работу. Дианку она сажала на цепь во дворе. Мы гуляли, как вольные птицы, по всей деревне и её окрестностям. Когда в обеденное время мама приезжала нас покормить, она спускала Дианку с цепи и говорила ей: «Приведи ребят». Дианка находила нас, и мы понимали, что мама дома. Но, если мы, увлечённые игрой, не спешили домой, Дианка подходила к нам, хватала нас за платьице, за штанишки и тащила домой. Спорить с ней было очень трудно.
Диана прожила у нас несколько лет и стала членом нашей семьи. Но во время войны по деревням начали ходить мужики, которые отлавливали собак «на рукавицы». В первый раз, когда такой мужик поймал нашу Дянку, а мы гурьбой бежали за ним и умоляли отпустить её, вовремя подоспела мама, и Дянку удалось спасти. А во второй раз он забрал её, когда никого из нас рядом не оказалось. Мир праху твоему, Диана. Это была первая моя собака.
Итак, мы переезжали и переезжали из одной деревни в другую, я это очень хорошо помню: однажды зимою меня везли в санях очень больную, в жару, я всё время откидывала укрывавший меня тулуп, а мама каждый раз возвращала этот тулуп на место, т. е. на меня.
И, наконец, мы оказались в Каратузе. Я до сих пор помню наш последний адрес в Сибири: Красноярский край, Каратузский район, село Каратуз, ул. Советская, дом № 1.
Каратуз
В Каратузе мы прожили вплоть до отъезда в Москву. Дом наш стоял на берегу реки, видимо, река называлась тоже Каратуз, но я не помню. Дом стоял высоко над рекой, а дальше был крутой обрыв, и внизу текла река.
Дом был большой, во всяком случае, он мне тогда таким казался. Там была зимняя и летняя половина. Летняя половина зимой не отапливалась, она вообще была какой-то не очень жилой: очень просторной и какой-то официальной. На стенах висели портреты тогдашних вождей, и мы любили иногда зимой забредать туда и видеть, как эти портреты были покрыты изморозью.
Жилым помещением для нас была небольшая светлая комнатка с голландской печкой, где спали родители, и большая кухня с русской печкой и полатями рядом с печной лежанкой и чуть выше её. Мы спали на печке или на полатях.
Помню утро, когда все мы, дети, лежим на полатях рядом с отцом, – а это было такое счастье! – и вдруг он, свесившись вниз, говорит маме, хлопотавшей на кухне:
– Мать, а у кого-то сегодня праздник, день рождения. Пельменей бы…
И мама ворчливо отвечает: «А, по-вашему, чем я тут занимаюсь?!» У меня сладко тает в груди: я почему-то твёрдо уверена, что это у меня день рождения и что мама в честь меня хлопочет у печки. С Каратузом связан большой кусок моей более или менее сознательной детской жизни. По-моему, именно в Каратузе появилась у нас вторая, очень значимая для нас няня Стюра.
Война
Каратуз помню и по войне. Не знаю, где мы жили, когда началась война, но прожила я её в Каратузе.
Начала войны не помню, но время потом помню очень хорошо. В детском саду, куда мы с Женькой непременно ходили, мы сворачивали в рулон бинты: нам их привозили выстиранными, большим ворохом, наши няньки и воспитательницы разбирали их на отдельные куски и давали нам, детям, скатывать их в рулоны. Кроме того, мы на прогулках собирали специальную лекарственную ромашку, которая потом сдавалась в определённые сборочные пункты. И, конечно же, концерты в госпитале, который тоже был в нашем селе. Мы читали стихи, пели песенки, плясали и танцевали. У нас с Женькой для этого было два «коронных» номера: «Яблочко» и «Калинка-малинка». Если «Калинку-малинку» мы исполняли просто и весело, то «Яблочко» – это было что-то особенное. Мы пели частушки, всех не помню: