Мы с ним так и росли: неразлучно, как близнецы. Даже спали в одной кровати лет до 12.
Однажды соседка по коммуналке захотела выбросить из своей комнаты письменный стол – такой красивый, старинный. Он был без ящиков, но с очень изящными гнутыми ножками. Мы с Женькой пристали к маме: давай, возьмём. «Куда?» – спрашивает мама (мы вшестером жили в 12-метровой комнатушке. Мы с Женькой уговорили маму выбросить нашу кроватку-кушетку, а на её место поставить стол. Днём он нам служил столом, причём письменным (!), а ночью – крышей над нашим спальным местом. Женька загородил его со всех сторон, провёл туда электричество, и я – о, счастье! – получила возможность читать там хоть всю ночь напролёт. Женька рядом только сладко посапывал. Иногда я будила его: «Жень, слушай, Д'Артаньян-то! Он знаешь, что? Он…» Женька выслушивал меня благосклонно и, закрывая глаза, говорил: «Ну, ладно, читай дальше, потом расскажешь». А до этого мне приходилось читать на кухне, откуда родители меня постоянно гоняли.
Были мы с Женькой в параллельных классах: я – в женской школе, он – в мужской. Учились одинаково хорошо, даже в старших классах, хотя Женька никогда не любил читать и накануне сочинения обращался ко мне: «Слушай-ка, завтра у нас сочинение по „Войне и миру“, расскажи вкратце, в чём там дело?» Я с упоением начинала ему пересказывать содержание романа. Женька, послушав меня минут 10, перебивал: «Стоп, стоп! Значит, этот – вот кто, а эта – его невеста, а эти… Ну, ладно, хватит, ты, чего, весь роман мне собралась рассказывать? Хватит уж!»
И что удивительно: сочинения он писал не хуже меня. Может быть, не лучше, но и не хуже.
Братья Генка и Женька были моими защитниками на нашей Б. Коммунистической, даже когда их рядом не было. Идём с девчонками из школы, а впереди – заслон из мальчишек со снежками. Ой, что будет!.. И вдруг с их стороны слышится: «Ой, ребя, там сестра Выговского (или Хромого – Генкино прозвище: он в 15 лет сломал ногу, некоторое время хромал, а прозвище осталось на всю жизнь). И снежки дожидались другой группы девочек, у которых не было таких защитников. Везунчиком Женька был удивительным. Если я с самого детства всё теряла: те малые деньги, которые нам выдавались на карманные расходы; рукавички, ленточки из кос и т. д. Женька постоянно что-то находил. Однажды мы с ним стояли в очереди, помню, за сахаром (а в очередях нам в детстве пришлось постоять, ой, как много! – то за мукой, то за сахаром или подсолнечным маслом и т. д., и т. п.). Так вот стоим мы, значит, в очереди (под проливным дождём между прочим), прижимаясь, стараясь втиснуться в стену какого-то деревянного дома или сарая, а на нас с крыши льются потоки воды. И вдруг на Женькину голову вместе с очередной волной воды шлёпается сотенная бумажка – сумма по тем временам очень даже немалая. Конечно же, мы дома об этом рассказали. Не помню, как были истрачены эти деньги, но, поскольку обиды на родителей не осталось, очевидно, всё было улажено по справедливости.
Как я уже говорила, мы учились с Женькой в параллельных классах, но в разных школах: мужской и женской. Родительские собрания иногда совпадали, и в одну школу должна была идти мама, а в другую – папа. Мы с Женькой быстренько устраивали военный совет: у кого в школе благополучней – туда направляли папу, а мама всё стерпит.
Это мне напомнило эпизод уже из моей материнской судьбы. Старший сын Митя, поступив по окончании школы в Физтех, в каком-то семестре вдруг схватил на экзамене тройку. Ужасно расстроенный, он пришёл ко мне на работу и попросил: «Мам, давай папе об этом не скажем». А мамы все одинаковы: всё стерпят.
В 1955 г. мы с Женькой закончили школу и оба не поступили в институты. Он пошёл в какое-то ТУ (Техническое училище), окончил его и какое-то время работал на заводе. Там он начал было очень активно сливаться с рабочими массами по части употребления алкогольных напитков, но тут вмешался старший брат Геннадий, который довольно долго увлекался спортом: играл в баскетбол и бегал на лыжах (по лыжам у него даже был какой-то разряд). Так вот, взял он Женьку под белые руки, отвёл в спортивный клуб, в секцию баскетбола и таким образом спас от угрозы пьянства. Женя очень хорошо прижился в этом клубе и в этом виде спорта и, несмотря на то, что был невысок, скоро стал капитаном. У меня есть фотография, где он, самый маленький, стоит во главе команды.
Женя довольно долго был маленького роста: сказывалось, очевидно, голодное военное детство.
Как-то летом мама решила его отправить на каникулы в деревню к родственникам. Ему не хотелось ехать, и, в надежде, что та за него заступится, Женька пожаловался на маму своему старшему тренеру Наталье Николаевне. А она ему вдруг говорит: «Поезжай, Женя, поезжай и постарайся побольше есть гречневой каши». И за то лето Женька и впрямь вытянулся. Очень высоким он не стал, но уже не был маленьким. Он был таким активным игроком и так болел за свою команду, что появлялся на поле даже больным, с температурой. А выиграв и вернувшись домой, буквально сваливался в полубреду. Он играл и в институте, даже когда уже был аспирантом.