— Куда это вы так разоделись? — спросила тетушка Наннина, а ее костлявые руки в это время быстро месили тесто.
— Учитель хочет нас видеть, — сказала мама.
— Учитель? — Соседка широко раскрыла рот, словно зевая. Потом заключила: — Тогда удачи.
На полпути я остановилась, пытаясь успокоить сердце, колотящееся слишком быстро, и вспомнила все те мгновения, когда цитировала по памяти слова учителя об истории Гарибальди, об операциях с дробями и других школьных предметах, которые изо всех сил пыталась утвердить в голове. Потом глубоко вздохнула и бросилась догонять маму с папой, уже вошедших в школу.
Коридор, два ряда парт, и сердце чуть не выскочило у меня из груди: я увидела синьора Каджано, склонившегося над документами. Очки в тонкой оправе делали его острый нос крючковатым. Он посмотрел на нас троих, затем махнул рукой, отгоняя мух. Каким смешным выглядело представление, затеянное мамой и папой, разодетыми в выходные костюмы… Мать с накрашенными губами и большим золотым браслетом, перешедшим ей по наследству от бабушки. Белый бант у меня в волосах. Литературный итальянский, на котором матери поневоле приходилось говорить, и почтительный поклон отца, затерявшегося в огромной куртке трехлетней давности, теперь уже не подходящей ему. Перед столом, дожидаясь нас, стояли три стула.
— Прошу, — сказал синьор Каджано, указывая на них.
Я обосновалась в центре, выпрямив спину, как он учил, и положила холодные и потные руки на колени.
— Я рад, что вы оба пришли.
Мама посмотрела на папу, который в свою очередь посмотрел на нее. Мне показалось странным такое единодушие. Родители только кивнули. Затем последовал длинный монолог учителя Каджано о социокультурной ситуации в районе Сан-Никола, о серьезном ухудшении обстановки в нашем квартале и о том, как это, к сожалению, может сказаться и на будущем детей.
— Это деградация еще и лингвистическая, уважаемые Де Сантис, — произнес он наконец. — Вот вы, позвольте спросить, на каком языке говорите дома? В присутствии девочки.
Мама с папой опять переглянулись. Я никогда не видела отца таким смущенным.
— Немного на диалекте, немного по-итальянски, — призналась мать, и страх в ее интонациях намекал, что она ожидает упрека.
— Вот именно, синьора. Здесь так везде. Эти дети растут, не зная языка нашей страны. Они иностранцы на своей же родине. — Учитель поправил очки, а потом решил их снять. Закрыл смятую книжку, которую держал в руках, и молитвенно сложил ладони: — Короче говоря, господа Де Сантис, я вызвал вас сюда, потому что нахожу способности Марии выражать свои мысли выдающимися. Еще более удивительно, что они процветают в такой обстановке, как эта… — Он покрутил рукой и сжал губы, прежде чем выдать подходящий термин: — Убогой, давайте посмотрим правде в глаза.
Я ожидала, что папа примет эту характеристику за оскорбление. Но совсем нет. Он не стал грубить в ответ, просто молча сглотнул. Затем учитель снова сравнил меня с губкой:
— Да, короче говоря, она поглощает абсолютно все. Накапливает переданные мной знания, а потом вытаскивает их на свет в нужное время.
Я начала успокаиваться. Мне льстило, что мама и папа могут гордиться мной.
Учитель достал из ящика мое сочинение, развернул и показал нам. Мама не очень хорошо читала, поэтому откинулась назад, слегка скривив губы, будто в едва заметной улыбке. Папа же, любивший книги, начал быстро читать, без труда разбирая мой почерк. Я отлично помнила это сочинение. Его идея появилась у меня под Рождество. Незадолго до праздников учитель положил каждому из нас на парту рождественскую открытку и попросил описать изображенную картинку и придумать связанную с ней историю. Большинство моих одноклассников еле выжали из себя хотя бы одну страницу. Я же, напротив, сочла задание захватывающим. Горная хижина, маленькая печная труба под снежной шапкой, белоснежное одеяло, накрывшее окрестности, звездное небо. Идеальное место для идеальной семьи.
— Видите ли, господа Де Сантис, у вашей дочери талант рассказчика.
Мама поерзала в кресле и улыбнулась мне:
— Я знаю, синьор Каджано. Я всегда говорю Марии, что она очень разумная и должна учиться.
— Замолчи, Тере, пусть учитель говорит.
Тот снова надел очки и написал что-то на листе бумаги.
— Вот название школы. — Он показал нам листок. — Я, с вашего позволения, считаю, что Мария должна посещать учебное заведение, соответствующее ее уровню. Здесь ей не обрести своего призвания. Слишком много негодяев, которых надо держать под контролем. Некогда заниматься одаренными детьми, и со временем их таланты неумолимо гаснут.