- Если взвесить все хорошенько, то в ней, в "чистой" бомбе, вообще нет никакого смысла, - неожиданно заявил Медоуз. - В случае войны радиоактивные осадки, вызванные применением обычной термоядерной бомбы, не будут ведь иметь большого значения в сравнении с ее взрывной силой. Так какой же тогда смысл в производстве этих дорогостоящих "чистых" бомб?
- Вся эта шумиха о "чистых" бомбах имеет, значит, чисто пропагандистские цели?! - воскликнул Квелч. - Конечно же, народ, не знающий всех этих тонкостей, легко сбить с толку. Тем более, что слово "чистая" очень уж обнадеживающее. А под прикрытием этой пропагандистской дымовой завесы лихорадочно ищут, значит, не только самую дешевую, но и самую разрушительную "грязную" бомбу?
- Похоже на то, Сэм... - согласился профессор.
- Да-а... - тяжело вздохнул Квелч. - Веселенькой становится жизнь на нашей планете! Не хочется, конечно, отдавать концы раньше времени, но ведь и жить в таком мире не очень-то приятно...
И они снова замолчали, думая каждый о своем. У Квелча была семья - жена и две дочери. Как-то они будут жить теперь без него?.. Профессор был одинок. Жена его давно умерла, а детей у них не было. Но и ему нелегко было расстаться с жизнью. Теперь отчетливее, чем когда-либо прежде, видел он, куда может завести "атомная истерия" его страну, если только здравый смысл нации не возьмет верх над безумием. И в этот здравый смысл своего народа он не терял веры даже теперь, будучи обреченным на смерть. Веру эту поддерживали в нем такие люди, как Квелч. Он хорошо знал, что их большинство и что именно они, а не хазарды представляют истинные интересы своего народа.
7. Последние минуты пленников "Большого
Джо"
Утомленные, измученные невеселыми думами, голодные, люди забылись наконец тревожным сном. Не спал один только Квелч. Он все еще никак не мог смириться со своей беспомощностью. Была бы исправна рация, он попытался бы с ее помощью хотя бы рассказать людям об этом преступном эксперименте с "Большим Джо".
Кое-что он, правда, сообщил уже радисту русского научно-исследовательского судна, но он был тогда осторожен и рассказал только о своем бедственном положении. Но теперь бы он выложил все - и то, что сам знал, и то, о чем узнал от профессора Медоуза.
А что если все-таки попробовать включить рацию? Может быть, и уцелел какой-нибудь обломочек антенны?
Осторожно, стараясь не скрипеть досками стола, чтобы не разбудить профессора, Квелч спустился на бетонированный пол подземного убежища. Постоял немного, прислушиваясь к неспокойному дыханию генерала и лейтенанта Олда. Эдди шевелил во сне губами и невнятно бормотал что-то. Хазард дышал через нос, широко раздувая ноздри и негромко посвистывая. Только Медоуз лежал беззвучно, будто и не спал вовсе, а все еще думал о чем-то с закрытыми глазами.
Осторожно включив рацию, Квелч надел наушники и, до предела усилив громкость приема, стал поочередно прослушивать все диапазоны. В наушниках слышались лишь собственные шумы приемника, вызванные колебанием силы тока в цепях ламп. Если рация и принимала какие-то слабые сигналы, то они, видимо, оказывались ниже уровня собственных шумов приемника. И чем более усиливал Квелч прием, тем значительней возрастали и эти шумы...
А когда радиотехник, потеряв всякую надежду, хотел уже совсем выключить рацию, на коротком диапазоне волн он услышал вдруг чей-то голос. Язык, на котором велась передача, не был известен Квелчу, но ему важен был сам факт возможности приема. Если рация приняла что-то, она сможет, пожалуй, и передать. Пусть эта передача будет слабой, мощные радиостанции смогут все же принять ее. Нужно, значит, воспользоваться этой возможностью.
Квелч торопливо переключил рацию на передачу, но едва дотронулся до рукоятки телеграфного ключа, как, звеня пружинами, шумно приподнялся на своих креслах генерал Хазард.
- Ну что, Квелч, вы все еще пытаетесь связаться с кем-нибудь? - сонно проговорил он, протирая глаза...
- Пытаюсь, сэр, - ответил Квелч, посылая в эфир сигнал бедствия, которым рассчитывал скорее всего привлечь к себе внимание.
- Попробуйте, попробуйте, может быть, и удастся...
Генерал, однако, почти не верил в эту удачу. Да и что изменится, если и удастся связаться с кем-нибудь? Разве сможет кто-нибудь помочь им? И все-таки какая-то смутная надежда теплилась еще где-то в глубине сознания Хазарда. Кто знает, может быть, и найдется все-таки способ спасти их из цепких объятий "Большого Джо"...
Генерал попытался снова уснуть, но жажда, которую он давно уже ощущал, с новой силой дала о себе знать. Он с тоской посмотрел на радиоактивную лужу в углу своей подземной тюрьмы и отвернулся с тяжелым вздохом. Но тут взгляд его упал на флягу с коньяком. А что если выпить глоточек? Смочить пересохшее горло...
Спустив ноги с кресел и проклиная шумные пружины, Хазард осмотрелся по сторонам. Похоже было, что профессор все еще спал. Не шевелился и Эдди Олд. Квелч сидел к нему спиной и так был занят своим делом, что едва ли мог обратить внимание на то, что собирался делать Хазард.
Хазард слегка дрожащей рукой поднес флягу с коньяком к пересохшим губам и отпил сначала небольшой глоток, потом еще два побольше. По телу сразу же разлилась приятная теплота. Казалось, что удалось утолить и жажду.
Положив флягу на прежнее место, Хазард снова улегся на кресла, но спустя несколько минут рука его опять протянулась за коньяком...
А Квелч все стучал и стучал ключом радиотелеграфа, неутомимо посылая в эфир три буквы, полные тревоги, отчаяния и надежды. И упорство его увенчалось наконец успехом - кто-то отозвался ему и попросил дать координаты.
Квелч, сам себе не веря, попросил подтвердить прием его сигнала и сообщить, кто его принял. Оказалось, что это какое-то норвежское судно, носящее древнее название столицы Норвегии - "Христиания". Квелч попросил пригласить в радиорубку кого-нибудь, знающего английский язык. Оказалось, что знал его и радист, но на всякий случай он пригласил еще и старшего помощника капитана.
Теперь уже с лихорадочной поспешностью стал выстукивать Квелч все, что хотел перед смертью поведать людям...
- Ну, вы связались уже с кем-нибудь, Квелч? - не совсем твердым голосом спросил вдруг Хазард.
- Связался, - небрежно ответил Квелч.
- Так что же вы, черт вас побери, не докладываете мне об этом?! - выпучил глаза Хазард. - Немедленно доложите!
Не отвечая, Квелч продолжал стучать ключом радиотелеграфа.
- Ах, так! - разъяренно закричал Хазард и с силой швырнул на пол теперь уже пустую флягу. - Подчиняться отказываешься, мерзавец?!
Профессор Медоуз и лейтенант Олд испуганно вскочили со своих мест. А генерал Хазард выхватил пистолет и, дико тараща глаза, продолжал орать:
- Сейчас же отвечай мне, с кем ты связался? Не хочешь? Ну, так получай же!..
И он выстрелил, но промахнулся. А Квелч даже не повернулся в его сторону.
- Что вы делаете, генерал?! - испуганно воскликнул профессор Медоуз, бросаясь к Хазарду.
- Назад! - завопил окончательно опьяневший генерал. Марш на места! А то я вас, господа либералы, живо всех перестреляю!
- Правильно, сэр! - подбадривал Хазарда трясущийся от страха, но раболепно улыбающийся Эдди Олд. - Так им и надо, красной сволочи, коммунистическим агентам!..
- А, и ты тоже еще здесь? - повернулся к нему обезумевший Хазард. - Фискал паршивый! Ты там в своем блокноте и обо мне чтонибудь написал? Ножку мне хочешь подставить? За пятку укусить? Так вот же тебе, мерзавец!..
Хазард, не целясь, выстрелил в своего адъютанта и, грозно помахивая пистолетом, крикнул Медоузу и Квелчу:
- Не смейте никто следовать за мной! Я первым выйду из этой мышеловки на свободу. А вы оставайтесь тут и сгнивайте заживо!..
И Хазард нетвердыми шагами направился к двери, ведущей к выходу из подземного убежища. Первый металлический заслон распахнул он без особого труда и, пошатываясь, стал подниматься по ступенькам. Со второй дверью пришлось повозиться, но и она открылась наконец. Последнюю он распахнул ударом ноги...