Когда Клотильде Армента вернулась в лавку, близнецы беседовали с полицейским Леандро Порноем, который пришел за молоком для алькальда. Разговора она не слыхала, но полагает, что, судя по взгляду, который он, выходя, кинул на их ножи, они сообщили ему о своих намерениях.
Полковник Ласаро Апонте поднялся, когда еще не было четырех. Не успел он побриться, как пришел полицейский Леандро Порной и сообщил ему о намерениях братьев Викарио. Накануне ночью полковник разрешил столько споров между приятелями, что теперь вовсе не спешил разбираться еще в одном. Он спокойно оделся, долго, пока не достиг совершенства, прилаживал галстук-бабочку и повесил на шею ладанку конгрегации Девы Марии - ради епископа. Пока он завтракал тушеной печенью, посыпанной колечками лука, жена взволнованно рассказала ему о том, что Байардо Сан Роман возвратил Анхелу Викарио в родительский дом, но полковник не отнесся к сообщению столь же драматично.
- Боже мой! - пошутил он.- Что подумает епископ?
Однако, не покончив еще с завтраком, он припомнил, о чем только что доложил ему ординарец, попробовал соединить два этих сообщения и увидел, что они в точности накладываются друг на друга, как фигуры в игре-головоломке. Тогда по улице нового порта он отправился на площадь, где по случаю прибытия епископа дома начинали оживать. "Точно помню, было около пяти и моросил дождь",- сказал мне полковник Ласаро Апонте. По дороге три человека остановили его рассказать по секрету, что братья Викарио караулят Сантьяго Насара и собираются его убить, но только один знал, где они его поджидают.
Он нашел их в лавке Клотильде Арменты. "Когда я их увидел, подумал - пустое хвастовство,- сказал мне полковник со свойственной ему логикой,- они не были так пьяны, как я полагал". Он даже не расспросил, что они такое надумали, а только отобрал у них ножи и послал спать. Он обращался с ними снисходительно и был вполне доволен собою - точно так же он отнесся и к тревоге жены.
- Подумайте только,- сказал он им,- что вообразит епископ, если вы попадетесь ему на глаза в таком виде!
Они ушли. Клотильде Армента почувствовала разочарование: до чего просто, а она полагала, алькальд должен арестовать близнецов и выяснить правду. Полковник Апонте показал ей ножи - как решающий довод.
- Теперь им нечем убивать,- сказал он. - Разве только в этом дело,- сказала Клотильде Армента.- Надо освободить несчастных ребят от страшного обязательства, которое они должны выполнить.
Значит, она это почувствовала. Она была уверена, что братья Викарио не столько хотели привести в исполнение приговор, сколько встретить на пути кого-то, кто бы оказал им услугу - помешал это сделать. Но полковника Апонте совесть не мучила.
- Из-за одних подозрений не арестовывают,- сказал он.- Просто надо предупредить Сантьяго Насара и - будьте здоровы!
Клотильде Армента всегда говорила, что легкомыслие было виною тому, что полковнику не слишком везло, мне же, напротив, он вспоминается человеком довольным жизнью, немного сбрендившим на почве занятий спиритизмом, которым обучился по почте и предавался в одиночку. Поведение его в тот понедельник свидетельствовало о крайнем легкомыслии. Дело в том, что он и думать забыл о Сантьяго Насаре, пока не увидел его в порту, а увидев, поздравил себя со справедливым решением.
Братья Викарио рассказали о своих намерениях более чем дюжине человек, приходившим в лавку за молоком еще до шести часов, и те разнесли весть по всему городу. Клотильде Армента представить себе не могла, чтобы об этом не знали в доме напротив, Она считала, что Сантьяго Насара нет дома - свет в его окне не зажигался, и потому всех, кого могла, она попросила предупредить его, если встретят. Она даже велела послушнице, пришедшей за молоком для монахинь, сообщить об этом отцу Амадору. А после четырех, когда увидела свет в кухне у Пласиды Линеро, отправила последнее срочное сообщение - для Виктории Гусман - с нищенкой, которая каждый день заходила попросить немного молока, Когда заревел епископский пароход, почти все уже проснулись, собираясь идти в порт встречать епископа, и нас, не знавших, что близнецы Викарио поджидают Сантьяго Насара, чтобы убить, было совсем мало, остальным же были известны даже причины, досконально и со всеми подробностями.
Клотильде Армента еще не распродала молоко, когда братья Викарио вернулись в лавку с новыми ножами, обернутыми газетой. Один нож был для разделки туши с ржавым толстым лезвием, двенадцати дюймов длиной и трех шириной, который сделал сам Педро Викарио из тесака еще в те времена, когда из-за войны к нам не завозили немецких ножен. Другой был короче, зато широкий и кривой.
Следователь приложил в деле его рисунок, может, потому, что не сумел описать словами, и указал только, что он был похож на маленький ятаган. Именно этими ножами было совершено преступление, и оба ножа выглядели очень грубыми и изношенными.
Фаустино Сантос не мог понять, что происходит. "Снова пришли точить ножи и снова орали во всю глотку, что идут выпускать кишки из Сантьяго Насара, я подумал: валяют дурака, на ножи-то не обратил внимание, решил, те же самые". Однако Клотильде Армента заметила - не успели она войти,- что на этот раз братья были настроены не так решительно.
И вправду, они уже успели поспорить. Близнецы не просто отличались друг от друга сутью гораздо больше, чем внешностью,- в трудную минуту обнаруживалось, что характеры у них противоположные. Мы, их друзья, обратили на это внимание еще в школе. Пабло Викарио был на шесть минут старше брата и мальчишкой был смелым и гораздым на выдумки. Педро Викарио тогда казался мне более чувствительным, но в то же время любил командовать. В 20 лет они оба явились на сборный пункт для прохождения военной службы, и Пабло Викарио освободили как основного кормильца семьи. Педро Викарио отслужил одиннадцать месяцев в патрульных частях общественного порядка. Армейский дух, усугубленный страхом смерти, окончательно сформировал его призвание командовать и привычку решать за брата. Он возвратился домой с солдатским триппером, который устоял перед самыми грубыми методами военной медицины и не сдался ни инъекциям мышьяка, ни промываниям марганцовкой, прописанным доктором Дионисио Игуараном. Вылечили его только в тюрьме. Мы, их друзья, заметили, что, едва Педро Викарио воротился и обнаружил свою казарменную душу: перед любым - кто ни попроси - задирал рубашку и показывал дренажный шов от пулевого ранения в левом боку, в Пабло Викарио' вдруг проявилась странная зависимость от младшего брата. Пабло, можно сказать, с пылом отнесся даже к трипперу младшего брата,- как принадлежности замечательного человека,- который тот носил точно боевую награду.