- Святой Боже,- воскликнула она,- как ты меня напугал!
Кристо Бедойя и сам испугался. Теперь он видел ее при свете дня, в халате, расшитом золотыми жаворонками, непричесанную, и недавнее очарование улетучилось. Немного путаясь, он объяснил, что искал Сантьяго Насара.
- Он пошел встречать епископа,- сказала Пласида Линеро.
- Епископ проплыл мимо,- сказал Кристо Бедойя.
- Так я и думала,- сказала она.- Сукин сын, каких мало.
Она не стала продолжать, потому что в этот момент вдруг поняла, что Кристо Бедойя от смущения не знает куда себя девать. "Надеюсь, Господь простил меня,- сказала мне Пласида Линеро,- но он так смутился, что у меня мелькнула мысль: уж не собирался ли он чего украсть". Она спросила, что с ним. Кристо Бедойя прекрасно сознавал, что ведет себя подозрительно, однако открыть ей правду у него не хватило мужества.
- Просто я не спал всю ночь ни минуты,- сказал он.
И ушел, ничего больше не объясняя. "Все равно,- сказал он мне,- ей вечно мерещилось, что их обкрадывают". На площади он встретил отца Амадора, который возвращался в церковь в торжественном облачении, предназначавшемся для несостоявшейся службы, но Кристо Бедойя подумал, что тот не мог бы сделать для Сантьяго Насара что-либо еще, кроме как спасти его душу. Он снова пошел к порту, когда услыхал, что кто-то зовет его из лавки Клотильде Арменты. В дверях лавки стоял Педро Викарио, растрепанный и бледный, как мертвец, в расстегнутой рубахе с закатанными по локоть рукавами и с грубым ножом, сделанным им самим из тесака. Он вел себя вызывающе, разумеется, не случайно, и это была не единственная и не самая явная из попыток, предпринятых им в последние минуты с тем, чтобы кто-нибудь помешал ему совершить преступление.
- Кристобаль,- крикнул он,- скажи Сантьяго Насару, что мы его ждем здесь, чтобы убить.
Кристо Бедойя мог бы оказать ему эту милость- помешать совершить преступление. "Если бы я умел стрелять из револьвера, Сантьяго Насар остался бы жив",- сказал он мне. Но сама мысль об этом показалась ему чудовищной - столько он наслушался о сокрушительной мощи стальной пули.
- Учти, у него "магнум", который насквозь пробивает мотор,- крикнул ему Кристо Бедойя.
Педро Викарио знал, что это неправда. "Он не носил при себе оружия, если не был одет для верховой езды",- сказал он мне. И все же такую возможность он предвидел, когда решился отмывать честь сестры.
- Мертвецы не стреляют,- крикнул он Кристо Бедойе в ответ.
Тут на пороге показался Пабло Викарио. Такой же бледный, как и брат, только одетый в свадебный пиджак и с ножом, обернутым в газету. "Если бы не это,сказал мне Кристо Бедойя,- их бы не различить". Из-за спины Пабло Викарио выглянула Клотильде Армента и крикнула Кристо Бедойе, чтобы он поторапливался, потому что в этом тухлом городишке один он - мужчина и он один может помешать трагедии.
То, что произошло затем, произошло на глазах и при участии всего города. Расходившийся из порта народ насторожился, услыхав крики, и стал занимать места на площади, желая увидеть преступление своими глазами. Кристо Бедойя спросил нескольких знакомых о Сантьяго Насаре, но никто его не видел. У дверей Общественного клуба он столкнулся с полковником Ласаро Апонте и рассказал ему о том, что произошло в лавке Клотильде Арменты.
- Не может быть,- сказал полковник Апонте,- я же послал их спать.
- Я только что видел их с ножами, какими забивают свиней,- сказал Кристо Бедойя.
- Не может быть, я отобрал у них ножи перед тем, как отправить спать,сказал алькальд.- Должно быть, ты видел их до этого.
- Я видел их две минуты назад, и у каждого было по ножу, каким забивают свиней,- сказал Кристо Бедойя.
- Ах, черт возьми,- сказал алькальд,- значит, они сходили за другими!
Он пообещал тотчас же заняться этим делом, но прежде зашел в Общественный клуб сказать, что придет вечером на партию домино, а когда вышел оттуда, все уже было кончено. Кристо Бедойя тогда допустил свою единственную, но роковую ошибку: решив, что Сантьяго Насар в последний момент передумал и пошел к нам завтракать, не переодевшись, он отправился за ним туда. Он пошел напрямик, берегом реки, и всех, попадавшихся ему по дороге, спрашивал, не видели ли они Сантьяго Насара, однако никто его не встречал. Кристо Бедойя не встревожился: к нашему дому можно было пройти и другими путями. Проспера Аранго, проехавшая в наш городок из столицы, стала умолять его сделать что-нибудь для ее отца, который умирал сейчас в пристройке,мимолетное епископское благословение на старика не подействовало. "Я видела его, когда проходила мимо,- сказала мне сестра Маргот,- краше в гроб кладут". Кристо Бедойя задержался на четыре минуты - посмотреть больного и пообещал вернуться позднее, принять срочные меры, потом еще три минуты он потерял, помогая Проспере Аранго отвести больного в комнату. Когда же он вышел на улицу, то услыхал: с той стороны, где находилась площадь, кричали люди и будто разрывались ракеты. Он побежал, но ему мешал неплотно прилаженный к поясу револьвер. Завернув за угол, Кристо Бедойя узнал по спине спешившую впереди мою мать с сынишкой, которого она тащила за руку чуть ли не волоком.
- Луиса Сантьяго,- крикнул он ей,- где ваш крестник?
Мать обернулась к нему на мгновение, лицо ее было залито слезами.
- Ой, сынок,- отозвалась она,- говорят, его убили!
Так оно и было. В то время, когда Кристо Бедойя искал его, Сантьяго Насар находился в доме Флоры Мигель, своей невесты,- куда вошел, завернув за угол, на котором они с Кристо Бедойей виделись в последний раз. "Мне в голову не пришло, что он зайдет туда,- сказал Кристо Бедойя мне,-в этом доме никогда не вставали раньше полудня". В городе поговаривали, что все семейство спало до двенадцати часов - по указанию Наира Мигеля, ученого мужа арабской общины. "Потому-то Флора Мигель и цвела словно роза, что не крутилась от зари до зари",- считает Мерседес. На самом же деле они, как это делали многие, просто поздно отпирали дом, а сами вставали рано и работали - не ленились. Родители Сантьяго Насара и Флоры Мигель давно сговорились о свадьбе детей. Сантьяго Насар узнал о сговоре еще подростком и готов был выполнить родительскую волю, может, потому, что к женитьбе относился так же трезво и расчетливо, как и его отец. Флора Мигель была пышной девицей, но ей недоставало изящества и рассудительности, она бывала посаженной матерью на свадьбах у всех своих сверстников, так что помолвка эта была послана ей самой судьбой. Став женихом и невестой, они не осложнили себе жизнь ни формальными визитами, ни сердечными тревогами. Свадьба, несколько раз переносившаяся, теперь была назначена на Рождество.