— Пять лет, отче.
— Пять лет, вот-вот… Твоя мать сообщила мне, что ждет ребенка, таким голосом, словно речь шла о какой-то драме. Я подумал, что она заболела или что беременность тяжело протекает. Но дело заключалось совсем не в этом. Понимаешь, о чем я, Павлина? Догадываешься?
— Я не знаю, о чем вы говорите, отец мой.
— Твоя мать родила тебя от семени мужчины, который не был ее мужем. Вот! Человек, которого ты всегда принимала за своего отца, не был твоим отцом. Это первый из трех секретов, которыми я хочу поделиться с тобой.
Космас остановился и посмотрел на Павлину. Та, не дрогнув, ждала продолжения.
— Жизнь приучила тебя к ударам… — одобрительно покивал священник. — Да, обстоятельства, при которых произошло зачатие, были исключительными. Я не хочу их обсуждать, расскажу тебе об этом позже. Но вот и второй секрет, Павлина. Человек, дочерью которого ты являешься, Никос.
— Никос? Мой дядя Никос?
— Тот, кого ты считала дядей, — поправил священник.
— Тогда, — произнесла Павлина, недоуменно глядя на него, — тогда Арис…
Отец Космас качнул седенькой головкой в знак подтверждения ее догадки:
— Арис был твоим братом.
Глаза у Павлины закатились, уронив голову на грудь, она соскользнула со стула на пол. Священник бросился к двери, распахнул ее и выглянул во двор.
— Помогите кто-нибудь ради бога! — крикнул он изо всех сил.
Прибежала монахиня из приемного покоя.
— Это дочка Магды! — пояснил священник.
— Я это прекрасно знаю, — ответила монахиня. — Что случилось?
— Да что может случиться? Ей стало плохо. Иди помоги мне.
Когда Космас и монахиня прибежали на кухню, Павлина уже пришла в себя и поднялась с пола.
— Со мной все в порядке, — сказала она монахине неестественно спокойным голосом. — Оставьте нас.
Недоверчиво поглядывая на нее, Космас вернулся на свое место за столом:
— Все нормально?
— Все нормально, отец мой. Продолжайте, прошу вас.
— Семнадцать лет назад, когда твоя мать окончательно перебралась в монастырь, она отдала мне конверт. Она сказала мне, я помню ее слова: «Сохраните эту фотографию. У меня нет сил держать ее при себе и не хватает мужества порвать. После моей смерти, если сможете, передайте ее Павлине». Ты хочешь, чтобы я вручил ее тебе?
— Конечно, — ответила Павлина.
Отец Космас протянул Павлине конверт. Она достала из него черно-белую фотографию размером примерно три на четыре сантиметра, с белым кантом и фигурной обрезкой по краям, как это было когда-то принято делать.
Она узнала это изображение. Фотография был сделана в Дапии перед кондитерской Политиса. Нарядно одетые Никос и Магда стояли рядом с Арисом и Павлиной. Все они держались немного скованно, но от снимка веяло счастьем и покоем. Павлина посмотрела на священника:
— Мои родители, мой брат и я?
Космас утвердительно качнул головой.
Павлина перевернула фотографию. На обратной стороне ее мать вывела своим некрасивым почерком: «Спирос сделал эту прекрасную фотографию. Аппарат Кодак господина Коля». Снизу она приписала: «Фотини больна». Павлина вспомнила день, когда была сделана фотография: Пасха 1950 года. Ей десять лет, Арису — пятнадцать. Ее мать пришла от Колей с фотоаппаратом, в нем еще оставались кадры, хотя пленка была почти использована. В благодарность за помощь мистер Коль подарил ей три последних снимка. Павлина вспомнила, что Фотини ни за что не хотела участвовать в прогулке. Арис пытался ее уговаривать, но это ничего не дало.
— Я могу продолжать? — спросил Космас некоторое время спустя.
— Очень вас прошу.
— Я расскажу тебе, при каких обстоятельствах твоя мать совершила свой непоправимый грех. Мне хотелось бы, чтобы ты выслушала меня и когда-нибудь, завтра, послезавтра, через месяц, через год, поняла и простила ее. Я желаю этого всем сердцем.
— Слушаю вас, отец мой.
Космас рассказал о душной августовской ночи тысяча девятьсот тридцать девятого года. О выходе накануне вечером в море рыбаков, о неимоверной жаре и солнечном ударе, поразившем Спироса. Упомянул про хинин и легкомысленное поведение Магды. Было сказано и о впадении Магды в грех, тяжкий грех и вместе с тем такой естественный для человечества.
— Господи, Пресвятая Дева! — воскликнула вдруг Павлина. — Я произвела на свет ребенка своего брата!
— Ты произвела на свет дитя самой великой любви, какую только можно себе представить, Павлина.
Она долго смотрела священнику в глаза, потом едва слышным голосом спросила:
— А как же Михалис, наш доктор? Он не хотел избавиться от ребенка? Он не боялся, что ребенок будет ненормальным?
— Доктор ничего не знал про Ариса. Я взял ответственность на себя и ничего ему не сказал. Я хотел использовать все шансы на удачное усыновление.
Павлина подняла глаза на священника, ей опять захотелось скорее рассказать ему про себя.
— Мужайся, Павлина. Вот третий секрет. В отношении него я располагаю лишь догадками твоей матери, которые совпадают с моими. В тот день, когда твой отец и твой дядя, Спирос и Никос, то есть, я хотел сказать, Никос и Спирос, погибли… Так вот, как раз в тот день утром Спирос понял, что ты не его дочь, а дочь его брата. Он вырвал признание у твоей матери. И в тот же день оба брата одновременно погибли от взрыва. Я не верю в несчастный случай, Павлина. Я думаю, что речь идет об убийстве твоего отца Никоса его братом. И о самоубийстве Спироса.
— Пресвятая Дева, — ахнула Павлина и смертельно побледнела.
— Ему я тоже желаю прощения от Господа, — сказал Космас. — Желаю от всего сердца. Ну вот, теперь ты знаешь все о проклятии Луганисов… Многие на острове так говорят и почти всегда при этом добавляют: «Люди прячут, судьба находит». Ее разоблачения становятся для каждого из нас маленьким апокалипсисом. Свет истины — вещь опасная. Свет и огонь… Судьба раскрывает наши тайны, и все при этом страдают. В общем, в этой истории, которая является и твоей историей тоже, Павлина, много скорби и страданий.
— Много боли.
— Да, много боли, ты права, но и любви тоже много. Любви вперемежку с болью. Такова жизнь… Поверь мне, Павлина, что и моя жизнь, моя скромная жизнь, перевернулась благодаря этой истории…
— Я не понимаю…
— Ты помнишь тот вечер, когда я пришел к вам, к твоей матери и к тебе?
— Прямо перед моим отъездом? Конечно. Шел очень сильный дождь. Ваш плащ был такой тяжелый…
— Так вот, в тот вечер, Павлина, Господь сподобил меня спасти жизнь твоему ребенку. Я постиг, что Он возлагает на меня священную миссию. Именно в тот вечер, Павлина, ни раньше, ни позже, я обрел веру. И если я нашел в себе силы и далее нести свой крест, исполнять долг бедного священника, несмотря на сомнения, на внутренние протесты, несмотря на все разочарования, то произошло это только благодаря твоей истории и твоей боли.
Ей вдруг захотелось крепко обнять старого священника. Отец Космас, несомненно, догадался об этом по той нежности, с которой Павлина смотрела на него, и смущенно закончил:
— Теперь, Павлина, я хочу поговорить с тобой о твоей матери, о том, как она прожила свои последние годы. И особенно последние месяцы.
— Да, отец мой.
— Твоя мать вела праведную, исполненную покаяния жизнь. При каждой возможности соблюдала пост. А наша Церковь, ты знаешь, предоставляет их множество. Она не пренебрегала самой тяжелой работой в монастыре. Она служила Христу настолько самоотверженно, насколько это было в ее силах. Твоя мать носила в себе свой грех и всем сердцем стремилась искупить его. Господь внял, что ее раскаяние искренне. И тогда, в своей безграничной мудрости, Он дал ей возможность оплатить долги. До конца.