Павлина не нашлась с ответом, и американка лукаво улыбнулась.
Подойдя к берегу, Арис причалил бортом к дамбе, как делал всегда при неспокойном море. Это облегчало отплытие, хотя и создавало риск поцарапать обшивку о причал. Действовать надо было быстро: Павлина вытягивала на себя швартовы по правому борту, капитан помогал туристам сойти на берег. Когда дошла очередь до американки, она, перед тем как спрыгнуть на землю, закинула руки Арису за шею, громко чмокнула прямо в губы и воскликнула:
— Thank you, captain!
Арис, очень смущенный, спрятал глаза и принялся помогать следующему пассажиру. А наблюдавшая за происходящим Павлина от всей души возмутилась поведением американки, которая в одну секунду получила то, о чем Павлина мечтала так давно… И зачем она только ей помогала?
Уже вечером, пришвартовав «Двух братьев» на ночь, Павлина сказала Арису:
— Пойдем к Дому швейцарцев, поболтаем.
— Ну пойдем, если хочешь, — ответил Арис недовольным тоном.
Поскольку мостки оказались мокрыми, они устроились на скале в нескольких метрах от берега.
— Скажи мне, что ты думаешь по поводу последней поездки? — спросила Павлина. — Давай скажи мне!
Арис молчал. Она настаивала:
— Ты, по крайней мере, был вознагражден!
— Чем вознагражден? О чем это ты?
— Ну, об американке, конечно! Великолепный поцелуй прямо в губы! Я видела, как она тебя целовала…
— Отстань от меня с этой американкой, — ответил Арис раздраженно, потом спохватился и почти скороговоркой добавил: — Извини, я просто псих.
Но и эти слова он произнес с вызовом и внутренним беспокойством.
— Ты разговариваешь со мной как с маленькой девочкой, — заметила с обидой Павлина.
— Неправда.
— Конечно, правда. Ну и общайся с другими, если тебе так нравится!
Едва бросив вызов, Павлина сразу пожалела об этом. Арис запросто мог встать и уйти. Надо с ним быть поаккуратнее. Некоторое время они молчали, потом Арис вдруг заговорил с ней нежным голосом, в котором Павлина расслышала знакомые с детства интонации:
— Нет никаких других, Павлина. Только есть вещи, о которых я ни с кем не могу поговорить.
— Даже со мной? Какие вещи, Арис? Что за вещи?
— Сложные вещи. О которых я даже тебе не могу сказать. Они огорчат тебя. И потом…
— И потом?
— Ты их не поймешь.
— Конечно, я все пойму, Арис. Кому еще ты можешь довериться?
Он ничего не ответил. Павлина добавила:
— Расскажи мне, Арис. Пусть даже самая великая печаль разорвет мне сердце, расскажи мне.
И почувствовала в тот миг, что сама на себя навлекает несчастье и неимоверные страдания.
Арис медленно провел указательным пальцем по щеке двоюродной сестры. Потом рука его скользнула по ее густым волосам на голове и спустилась ниже, туда, где начиналась ее черная коса.
— Я люблю тебя больше всех на свете, — сказала ему Павлина.
— Я тоже, Павлина. Если бы у меня была родная сестра, я не мог бы любить ее сильнее тебя.
Слова его были полны нежности, но Павлина любила его другой любовью.
— Если у тебя есть тайна и ты мне ее доверишь, она умрет вместе со мной, — сказала Павлина. Помолчала и добавила: — Я буду любить тебя вместе с твоей тайной, и я умру с ней.
Арис долго молчал. Потом тихим и взволнованным голосом произнес:
— Я люблю мальчиков, понимаешь? Я не люблю женщин. Я люблю мальчиков. Мне нравятся их тела. Мне нравится запах мальчиков! Мне нравятся их мускулы! Их сила! Мне нравится обнимать мальчиков! Понимаешь?
— Нет, — прошептала Павлина.
Она задрожала, потом схватила двоюродного брата за руку, прижала ее к своей щеке, поцеловала и разразилась рыданиями.
Арис не мешал ей плакать. Когда она немного успокоилась, он сказал:
— Не надо было тебе говорить. — Он взял ее руками за плечи и добавил: — Ну, вот. Теперь ты знаешь мою тайну. Храни ее.
— Она на дне моего сердца, — сказала Павлина. — Я буду жить с ней, и я умру с ней. Арис, если бы ты знал, как я тебя люблю…
Несколько недель после этого разговора Павлина следила за каждым его приветствием, каждым взглядом, за каждым его рукопожатием, каждой паузой между словами, за каждой улыбкой. Однажды утром, когда они покидали Старый Порт, она спросила его:
— Это Танассис?
Арис ничего не ответил. Через четверть часа, когда они достигли мыса Даппии, он прошептал:
— Это он.
В тот же вечер, на мостках швейцарцев, Павлина узнала, что мальчики встречаются уже несколько лет. С тех пор, как Арису исполнилось шестнадцать.
Павлина тяжело вздохнула, надела купальник, поправила его на груди, медленно встала и начала подниматься в гору по каменистой дороге, ведущей к маяку.
3
Воскресенье, седьмое июля 1957 года
— Отчаливаем? Нас уже семнадцать! — крикнула Павлина.
Она балансировала на носу баркаса, держась рукой за ванты, готовая помочь туристам, которые пожелают подняться на борт.
Арис не ответил. Он сидел рядом со штурвалом, закинув ногу на ногу, с дымящейся сигаретой в руке, и смотрел на стоянку извозчиков на берегу.
— Уже полпервого! — нетерпеливо заметила Павлина.
Начало экскурсии было назначено на двенадцать часов. Если медлить дальше, пассажиры могут начать расходиться. Начало июля, туристов на острове пока не очень много. «Два брата» могут принять на борт двадцать три пассажира. Семнадцать клиентов — очень хорошее наполнение. Молчание Ариса становилось необъяснимым.
— Ну так как? — крикнула Павлина.
Она не решилась добавить, что туристы сейчас начнут возмущаться, так как это действительно могло произойти. В ту же минуту женщина среднего возраста встала и покинула лодку. Павлина уже хотела пойти потрясти двоюродного брата за плечо, как вдруг поняла, что его взволновало. Взгляд Ариса был прикован к Танассису. Извозчик, взяв лошадь под уздцы, понуждал ее отойти назад. Он мог бы совершить этот маневр, сев в коляску, с помощью вожжей. Но Танассис не спеша тянул лошадь за узду. Операция длилась добрую минуту, в течение которой он не сводил глаз с Ариса. Взгляд этот казался загадочным. Невозможно было определить, манит, соблазняет Танассис Ариса или посмеивается над ним.
«Можно подумать, он нарочно лошадь придерживает», — подумала Павлина.
Она посмотрела на Танассиса, и сердце ее сжалось. Юноша выглядел великолепно: светлые, кудрявые, очень густые волосы создавали чудесный контраст со смуглой кожей лица. Голубая майка без рукавов открывала потрясающе развитые плечи, крепкие и широкие, с шелковистой золотистой кожей. Борьба с лошадью требовала усилий, благодаря чему ясно обозначились мощные, выпуклые мускулы. На предплечьях от напряжения выступили вены, подчеркивающие всю силу рук молодого человека.
«Да пошел ты к черту», — подумала Павлина.
Это случилось августовским вечером, шесть лет тому назад. Яркое солнце палило весь день без перерыва. В десять часов было по-прежнему нечем дышать. Их четверо, они играют в футбол на площади Посейдона. Извозчик Яннис, сын Гикаса Теодорис, который зимой работает в той же столярной мастерской, что и Арис, и, конечно, Танассис с Арисом. Торсы мальчиков обнажены. Четыре майки брошены на землю, обозначая ворота. Но как отметить высоту ворот, когда играешь в футбол на улице? Мяч, посланный Танассисом, летит очень высоко.
— Выше ворот, да? — спрашивает Теодорис.
— Да, вот насколько! — показывает Арис. — Настоящая свечка.
— Это гол! — вопит Танассис.
Он устал, весь красный, запыхавшийся. Он ищет глазами взгляд Янниса и Теодориса. Поддержки нет. Тогда он бросает:
— Для тех, кто играет честно, конечно!
Арис бросается на него.
— Ну-ка, повтори!
Через долю секунды мальчики сходятся в рукопашной. Арис мал ростом, тонок и очень мускулист, но ловок и стремителен! Настоящий уж. Танассис высок, могуч, слегка неповоротлив, наделен недюжинной силой. Каждый не на шутку обижен на соперника. Они хватают, давят, стискивают друг друга, вкладывая в удары всю свою силу и ярость. Яннис и Теодорис растеряны. Они не понимают, что происходит.