Ночь уже близилась к концу, а мне еще нужно было добраться до дома. Я вышла из постоялого двора, оглядываясь по сторонам. Завернула в переулок и отправилась дворами в сторону дома. Мне не хотелось наткнуться на слежку и привести не прошенных гостей к своему оплоту. Да и мои близкие ничего не должны знать о тайне, которую мне приходилось скрывать. В моем “шкафу столько скелетов”, что он начал напоминать склеп.
До сих пор мне удавалось выходить на охоту незамеченной. Я предусмотрительно оставляла створки своего окна приоткрытыми, чтобы без труда и лишнего шума вернуться в свою комнату. Этому очень способствовала густая растительность на заднем дворе, она всегда помогала мне скрываться от посторонних глаз.
Я залезла в окно и закрыла плотные шторы. Сняв с себя одежду, убрала ее в небольшой чемодан, а затем прямиком отправилась в ванну, чтобы смыть с себя следы ночного похождения.
Я посмотрела в зеркало и увидела отражение хорошенькой брюнетки. Пухлые губы напоминали бутоны с приятным розовым оттенком, восточный разрез глаз даже мое сердце приводил в трепет, а что творилось в голове Себастьяна, я и представить не могла. Возможно, именно поэтому он так быстро клюнул на мою удочку и пошел следом, стоило лишь поманить взглядом. В какой-то момент мне даже захотелось остаться такой навсегда, но это было невозможно. С восходом солнца я снова становилась собой: блондинкой с волосами цвета зрелой пшеницы и серо-зелеными глазами, неплохой фигурой, но все же не столь идеальной - абсолютная противоположность моей ночной бестии. Да, именно так, свои сумеречные преображения я могла контролировать и выбирать на свой вкус, мне достаточно было представить то, чего хочу. Мое обоняние становилось совсем другим, ночью я чувствовала запахи… запахи мужских грехов. Каждый из них имел свой вкус.
Ваниль, апельсин, корица, терпкое вино. Их было великое множество. Я могла зайти в самое злачное место, например, такое, как постоялый двор мистера Орфа и почувствовать себя в кондитерской лавке. Негодяи и разбойники, убийцы и воры ощущались мне изысканными блюдами, под соусом собственных грехов. Пальчики оближешь.
И мне было ни капли не жаль, что после моих трапез они не выживали.
Поделом! Через смерть, я несла мщение. Как мифическая фурия!
- Роуз, детка, ты уже встала? - послышался из-за двери голос моей матери. Она и представить себе не могла, что я до сих пор бодрствую. - Сегодня к нам на завтрак придет мистер Пикерт. Мне кажется, что в скором времени нас ожидает приятное событие - помолвка нашей Бри. Боже, это так волнительно. Все должно пройти идеально, и вы мне в этом поможете!
Матушка хоть и была на вид миловидной женщиной, но на самом деле весьма строга и сурова. Ослушаться ее приказам могла позволить себе только я, мои же сестры подчинялись ей беспрекословно. Подобное мое поведение матушка называла “плохой наследственностью, доставшейся от отца”. Она то с замиранием сердца рассказывала о нем, о его ухаживаниях и всевозможных романтических посылах, то называла его отвратительным грубияном и ханжой. Возможно, все это было плодом ее эмоциональности, но в такие моменты мне хотелось бежать куда подальше, спрятаться на чердаке и просто слушать тишину, наслаждаясь полетом пылинок в лучах света. Маленькие радости этого огромного и, в большинстве своем, печального мира.
- Я скоро спущусь. Мне нужно всего несколько минут, – откликнулась я, имитируя в голосе бурную радость за сестренку.
Ах, если бы! Мне оставалось только верить, что она не повторит мою несчастную судьбу.
И все же, даже несмотря на свое истинное отношение к браку, я решила надеть легкое батистовое платье с нижней юбкой и кружевным лифом, и позволить Бри стать жемчужиной нашего завтрака. Затмевать сестру роскошными нарядами было бы непозволительной глупостью. Пусть сегодня она покорит сердце мистера Пикерта, и он наконец сделает ей предложение, тем более, что Бриттани сама не против составить партию. После ошибки моего неудавшегося брака, мама стала относиться к выбору женихов для дочерей более трепетно. Поэтому Бри уже повезло больше моего, ей никто не говорил – стерпится, слюбится, и не отправлял под венец в тринадцать лет.