— Срочно в операционную!
— Под вашу ответственность! — пригрозил лейтенант. — Берите формуляр, надо оформить акт передачи. Врач еще раз кинул на него взгляд, полный неприязни и презрения, но, ни слова не сказав, повернулся и пошел за носилками.
Выгрузка остальных закончилась быстро.
— Спешат вертухаи, сбились с расписания, — сказала Муха.
— Почему вертухаи? Вертухаи, которые на вышках стоят, вертятся. А это доблестные воины — конвой, охрана! — поправила Муху темноглазая блатнячка с наколкой на руке в виде сердца, пронзенного стрелой, и надписью «люблю Толю», которую Надя успела заметить, когда та поправляла платок на голове.
Как только с подножки вагона спрыгнули последние и встали с вещами, два охранника с собаками с обоих концов вагона прошли по коридору.
— Отставших ищут, — может, кто в сортире притаился, бежать, — пояснила всезнающая Муха.
Таких не обнаружив, доложили начальнику. Лейтенант повернулся лицом к строю и, гордо выпятив грудь, гаркнул, что есть силы:
— Слушать мою команду!
Все замолкли, и даже собаки перестали брехать и чесаться.
— Построиться! Разобраться пятерками! Стоять смирно! Прекратить разговоры! Шаг вправо, шаг влево считаю попыткой к побегу, — тут он сделал паузу и оглядел строй зечек, давая им время осмыслить услышанное, затем, еще возвысив голос, добавил — Стрелять буду без предупреждения. Ясно?
— Я-я-сно, — вяло и недружно ответили ему. Одна Зойка Муха натужно заорала громче всех. Лейтенант метнул неодобрительный взгляд в ее сторону и зашагал вдоль шеренги.
— Шаг вправо — агитация, шаг влево — провокация, прыжок вверх — пропаганда, удар попой об дорогу—побег. Стреляю без предупреждения, — передразнила его Муха, как только он отошел подальше.
Долго стояли, переминаясь с ноги на ногу, чего-то ждали. Но вот паровоз, неожиданно пронзив воздух резким свистком, дернул вагоны и, увозя оставшихся зеков в клетках-купе, покатил вдаль. Оттуда, со стороны кирпичного дома, показался отряд военных, человек с десяток или больше.
— Вот и смена конвою прибыла!
— Опять считать будут, — заговорили старожилы. — Скоро поведут куда-нибудь.
Всю процедуру передачи Надя не видела, она происходила далеко от нее. Новый начальник конвоя, тоже лейтенант, но старший, хотя видом помладше, недовольно оглядел этап. Женщины замерзли и сбились в кучу для тепла, нарушив при этом предписанный порядок в строю. Ветер вдоль полотна железной дороги мел пронизывающий до костей. Только собакам было нипочем, они повизгивали, не то от голода, не то от скуки, что некого преследовать, никто не пускается в побег.
Наконец, оглашая воздух гудками, в клубах пара подкатил новый состав.
— Карета подана, господа! — сказала неугомонная Муха.
Пассажирских в нем было всего два вагона, остальные пустые открытые платформы и три телячьих теплушки.
— Где ж нас разместят, столько народу в двух вагонах, опять на сплошняках? — недоумевала Надя.
Каково было ее изумленье, когда теплушки остановились прямо перед колонной, и Муха прошептала:
— Теперь держись, бросайся с ходу наверх!
— Куда? Мы что, в телятниках?
Муха только головой покрутила: «Шизик!»
Между тем конвоир ударил один и другой раз прикладом по засову, отодвинул его, подналег на дверь и залез вовнутрь теплушки. Было видно, как тщательно он потыкал своим штыком во все углы, ворох сена на полу и даже потолок. Потом ему подали кувалду, и он опять поколотил все стены и особенно старательно каждую доску пола.
Надя широко раскрытыми глазами смотрела на непонятные действия и все же решилась спросить Муху:
— Зачем это он делает?
— Клопов бьет, чтоб в дороге нас не беспокоили, — вполне серьезно ответила громко Муха.
Какое ни грустное зрелище представляло собой сборище зечек, все, кто слышал, разразились неудержимым хохотом. Тотчас явился конвой.
— Прекратить смех!
Подскочил лейтенант, начальник конвоя, зыркнул на Муху:
— В чем дело? Почему шум?
— Вот, гражданин начальник, девушка, артистка наша, клопов боится, а мы…
— Что-о-о? — выкатив глаза, заорал он во всю мочь.
— Клопиков опасается, — повторила Муха, умиленно заглядывая прямо в вытаращенные глаза.
Лейтенант круто развернулся к строю.
— Прекратить разговоры, я вам покажу смешочки! — и быстро зашагал вдоль рядов, зная, чем оканчиваются подобные пререкания с блатными. Последнее слово всегда за ними. Сделают посмешищем.