— Девушка, а почему вы думаете, что у вас хороший голос и вам надо учиться петь?
«И правда, почему я думаю, что у меня хороший голос? Может, и не хороший вовсе?» — испугалась Надя. Но отступать невозможно, и она бойко ответила:
— Все так говорят, — и, застеснявшись, робко добавила: — Я очень хочу учиться петь…
— Потрясающе! — засмеялась «маркиза». — «Откуда ты, прелестное дитя?».
Надя не знала, что это фраза из оперы Даргомыжского «Русалка», и потому вполне серьезно ответила — Я из Малаховки.
— А-а-а… — понимающе переглянулись обе. Им, видимо, надоело забавляться, и уже нахмурясь, высокая сказала:
— Видишь ли, девушка, для того чтобы стать певицей, нужен не просто хороший, как тебе «все» говорят, а профессиональный, то есть отличный голос плюс музыкальность и большое трудолюбие.
Надя порывалась было сказать ей, что это ее не страшит, что учиться будет до упаду, лишь бы взяли! Но высокая еще не закончила:
— Государство тратит огромные средства на ваше образование, и мы, педагоги, обязаны выпускать из стен нашего училища только высокопрофессиональных музыкантов и певцов, а не просто любителей. Понимаешь?
— Да, да! Понимаю, — согласилась Надя. Но отчего-то голос ее предательски дрогнул, она вдруг перестала видеть этих двух, их стало четыре, каждой по две, они расплылись. Она изо всех сил закусила губы! «Только не реветь».
— Этого еще недоставало! Да будет тебе известно, слезы плохо влияют на голосовые связки. Как же ты думаешь петь?
Видимо, им жалко эту тщедушную девушку, с таким упорством ломящуюся в искусство, а быть может, нужно поставить ее на место, чтоб, пока не поздно, выбирала себе другой путь в жизни. Или просто обе были в хорошем настроении. Так тоже случается.
— Вера Владимировна! — обратилась та, что с пучком, к той, что пониже ростом, к «маркизе», как окрестила ее про себя Надя.
— Если вас не очень затруднит, давайте послушаем, как поют малаховские!
— Пожалуй! — улыбаясь, согласилась Вера Владимировна.
Они прошли вперед, и Надя, не чуя под собой ног от страха и волнения, последовала за ними.
В большом зале с блестящим паркетом, с высокими округлыми окнами, не было никакой мебели, кроме огромного хвостатого рояля и стульев, расставленных вдоль стены.
— Так я поняла, что ты хочешь стать певицей, верно? — чуть насмешливо спросила высокая.
— Да!
— Так вот! Артистка должна уметь владеть собой. Соберись! «Маркиза» уже села за рояль и пробежала двумя руками по клавишам, быстро-быстро. Красиво!
— Здорово расстроен, — обратилась она к высокой. — Надо вызывать настройщика.
— Обязательно! Напомните мне, пожалуйста. Ну, так что ты нам споешь? — Это Наде.
— «Катюшу» можно или «Чайку»…
— Уж это ты решай сама. И, во-первых, встань правильно. Вот здесь, видишь, выемка между клавиатурой и хвостом. Как я догадываюсь, музыке ты не училась?
— Не-е, — не поднимая головы, промычала Надя. Ей совестно, что ничего-то она не умеет, и музыке не училась, и стоять у рояля толком не знает где, а приперлась!
— Так что ты нам исполнишь?
— «Чайку», музыка Блантера, слова… забыла!
— Хорошо, хорошо! — остановила ее Вера Александровна.
— Пожалуйста, Вера Владимировна, подыграйте ей.
С первых же нот Надя своего голоса не узнала: «Батюшки, как в кадушку дую,» — испугалась она.
— Стоп, стоп, Вера Владимировна! Ей высоко, возьмите на тон ниже.
«Маркиза» теперь уже уверенно проиграла вступление и кивнула Наде головой:
— Вступай!
На этот раз Надя не растерялась. Она музыкальна и чувствовала, когда ей надо было вступать.
Первый такт, как первый блин, — комом. Но дальше — лучше. Высокая покачивала в такт головой и одобрительно улыбалась.
«Получается, получается! Только в конце не сорваться бы, петуха не пустить!».
Но все было пропето благополучно, петух не пущен, и даже наоборот… В пустом зале голос казался сильным и звонким.
— Вера Владимировна! Попробуйте дать ей арпеджио с «ля». Обе слушали очень внимательно, как Надя пропела все, что ей было предложено. Лица у обеих стали строгими, почти сердитыми.
«Не нравлюсь, наверное, не нравлюсь!» — огорчилась Надя. И совсем уже неожиданно для себя услышала:
— Ну что ж, голос у тебя несомненно есть, и неплохой. Мы примем тебя, только не в этом году. Сколько тебе лет?
— Скоро семнадцать, — не моргнув глазом соврала Надя. Ей недавно минуло шестнадцать.
— Вот видишь, рановато! Надо год подождать. Ты в десятый перешла? Голосок окрепнет, и школу надо закончить. Тебе придется заниматься музыкой. Певица должна уметь играть, хоть немного… это очень важно. Кроме того, у тебя будут предметы, которые потребуют много сил: итальянский язык, сольфеджио, гармония и контрапункт. Словом, полно всего. Так что приходи на будущий год, в августе.