Самое интересное, что папа два раза сидел в советской тюрьме и оба раза уходил в ссылку на 8 лет из одного и того же учреждения, занимая одну и ту же должность. После суда папу отправили в лагерь села Карманово, Тираспольского района Молдавии. И опять дьявольское совпадение. Это было как раз то село, которое я получил при первом распределении на работу после института и куда по стечению обстоятельств не попал.
Однажды я, мама и Фима поехали на свидание в село Карманово. После встречи с отцом мы должны были уехать на такси обратно, но так получилось, что в машине было всего 2 свободных места. Тогда мой брат решил отправиться в путь в багажнике. Таксист не возражал, и в таком виде Фима доехал до Кишинева с периодическими остановками, чтобы размять ноги.
Мой брат сделал все возможное и невозможное, и папа был амнистирован через 4 года. Вернулся он совершенно больным человеком. Потеряв свою должность, он был вынужден подрабатывать в том же здании, но уже за прилавком книжного киоска. Тогда был книжный бум, и папа доставал самые читаемые книги, пополняя наши библиотеки. По исполнении 65 лет мой отец ушел на пенсию. Для определения пенсии ему велели принести подтверждение с места работы во время проживания на территории Румынии. Так как он работал в филиале французской фирмы «Дрейфус», то написал своей двоюродной сестре в Париж. Она была замужем за героем французского сопротивления, полковником из патриотической группы МАКи, которая поддерживала генерала де Голля.
Сестра помогла достать подтверждение, и вместе с письмом из фирмы пришло предложение выплатить отцу компенсаторную пенсию. Папа пошел в министерство внутренних дел и рассказал о предложении из Франции. Ему намекнули, что было бы неплохо, если бы эти деньги попали в какой-нибудь фонд, к примеру, фонд какой-нибудь помощи. Папа намек понял и на предложение фирмы о компенсации не ответил.
Лев Вайсман с внучкой, 1973, поселок Шолоховский
Отец не мог сидеть без работы, поэтому дополнительно к обязанностям в киоске он на добровольных началах помогал продавщице соседнего магазина. Естественно, что два ареста сильно подорвали его здоровье. У него начало повышаться давление и появились признаки стенокардии. В один из своих очередных приездов в Кишинев я обратил внимание, что он слишком часто принимает нитроглицерин при ходьбе. Как врач я осознавал опасность ситуации и хотел предложить ему уйти с работы, но понимал, что без нее ему будет еще хуже. Однако долго так продолжаться не могло, и вскоре отец перенес 2 инфаркта подряд.
В 1976 году я был разбужен тревожным звонком Софы, жены моего брата. Она сообщила, что отец лежит в больнице и что я должен прилететь в Кишинев. Я бросился искать машину, и на просьбу отвести меня в Ростов в осеннюю распутицу откликнулся мой пациент и хороший приятель Андрей Досаев. В трудных погодных условиях на москвиче он домчал меня до Ростовского аэропорта. Но тут началась полоса невезений, связанная с нелетной погодой в Кишиневе. Через два часа полета стюардесса объявила, что самолет делает посадку в Киеве. Прилетев в Киев, я бросился к телефону и позвонил домой. Трубку взяла племянница и спросила, где я. Узнав, что я не долетел, она сказала мне: «Дядя Юля, вам необходимо немедленно быть в Кишиневе». Тогда я понял, что папы, очевидно, нет.
Узнав о том, что Кишинев не принимает самолеты, пассажиры кинулись кто куда: кто на такси, кто на поезд. Я вместе с группой пассажиров взял билеты на Запорожье, самолет как раз улетал. Мы опаздывали и бежали по летнему полю. Кишинев по-прежнему не принимал, и из Запорожья я полетел в Одессу. Мы снова бежали по полю, практически догоняя выруливающий самолет. Через час я был в Одессе и, размахивая пачкой денег, бежал к первому таксисту, предлагая любую сумму, если он немедленно отвезет меня в Кишинев. Получив 500 рублей, таксист за 2 часа домчал меня до той больницы, где находился папа. Я велел таксисту подождать, но в глубине души еще надеялся, что папа жив. Когда я спросил у медсестры, где лежит Вайсман, мне сказали, что он выписался. Я был настолько ошеломлен, что не сразу сообразил, что именно произошло. Я выбежал из больницы и в такси пересек полгорода. Когда я подъехал к своему дому, в распахнутых воротах стояли родственники, которые обняли меня со слезами на глазах и ввели в дом. По еврейским традициям похороны должны были состояться не позднее следующего дня. Каким-то чудом я успел.