Фотография Копеля Вайсмана в послевоенные годы
В 1944 году Копель через Бугурусланское управление эвакуированными сумел найти нас в Северном Казахстане. Более того, он каким-то чудом отыскал адреса своих братьев, отбывавших срок в Сибири, и мы, находясь в Северо Казахстанской области, получили долгожданное письмо от папы. Очевидно, судьбе было угодно, чтобы один из братьев остался на свободе и объединил всех Вайсманов, которые оказались в разных местах во время войны.
В мирное время дядя Копель вместе с моим отцом работал в конторе «Заготзерно». Там дядя Копель познакомился со своей второй женой, Марией. С ней он впоследствии жил на улице Пирогова. После смерти Марии дядя Копель женился в третий раз. Его третья жена, Лия, работала продавцом в престижном магазине на улице Ленина и снабжала всех родственников дефицитными продуктами. Дядя Копель в то время работал в продовольственном магазине на Костюженском шоссе.
После смерти тети Лии дядя Копель остался один. Недалеко от него жила моя двоюродная сестра Галя, которая приходила помогать ему по хозяйству. В один из очередных визитов Гале никто не открыл. Соседи-цыгане взломали дверь и обнаружили дядю Копеля, сидящего в кресле возле работающего телевизора. Он был мертв. Его сложная судьба и смерть в одиночестве не могут не вызывать сожаления и сочувствия.
Но в жизни было и много веселого. Например, братья Вайсманы любили футбол. Вместе с нами, детьми, и даже женами они не пропускали ни одного матча на кишиневском стадионе. Я и дядя Давид болели за тбилисское «Динамо», мой брат Фима – за московское «Динамо», дядя Копель – за «Спартак». А все вместе мы болели за кишиневский «Буревестник»!
Братья Вайсман: Копель (слева), Лев, Давид
(70-летие Льва Вайсмана, 1971 год, Кишинев)
Смена власти в Бессарабии
Летом 1939 года папа впервые за всю свою трудовую деятельность решил вместе со мной отдохнуть в румынских Карпатах. Мы выехали поездом и через сутки прибыли на станцию Пожарыто. Мне запомнился безлюдный вокзал ранним утром, свежий запах травы и гор, белые одежды редких местных жителей, предлагавших пансион и парное молоко. Мы сняли отдельный дом у хозяев-австрийцев, которые подавали огромное количество блюд на завтрак, обед и ужин. Мне до сих пор видятся свежеиспеченные сладости к чаю. Помню, во время отдыха, взбираясь в горы, мы встретили моего учителя географии, господина Чекира, который поинтересовался, приготовил ли я его летнее домашнее задание.
Ежедневно мы покупали газеты на вокзале и однажды увидели, как по рельсам промчался эшелон, груженый немецкими танками. Явственно помню черные кресты на зеленом фоне. Эшелон шел на юг, отчего мой отец сделал вывод, что надо возвращаться немедленно. Мы снялись с якоря, и на следующий день удивленная мама с маленьким Фимой на руках встречала нас у порога.
В моей памяти всплывает еще один эпизод из 1940 года, когда на столе у отца лежала румынская газета. На титульном листе был напечатан огромный портрет с надписью: «В Мексике убит известный русский революционер Лев Троцкий». Еще мне помнятся сводки войны в Испании.
Мы стали свидетелями входа советских войск в Кишинев 28 июня 1940 года. Население вышло на это мероприятие, как на праздник. Мы сидели за столиком на Александровской (впоследствии улице Ленина) и с многочисленной толпой смотрели, как с востока, со стороны вокзала, входили советские танки, а на запад уходили кавалерийские румынские части и пехота. Не было сделано ни одного выстрела. Позже я узнал, что Пакт Риббентропа-Молотова имел секретный пункт, по которому под напором Гитлера Румыния отдавала свою провинцию Бессарабию Советскому Союзу (замечу, что в это же время к СССР были присоединены Латвия, Литва и Эстония). Мальчишки, в том числе и я, взбирались на танки. Милые советские солдаты, одетые в черные шлемы, дарили нам монеты. Кто-то из толпы бросал цветы, а мелкая буржуазия вроде моего отца, задумываясь и понимая, к чему это приведет, угрюмо смотрела им вслед. Вечером походный кинотеатр показывал «Чапаева». Мальчишки садились на пол и смотрели этот удивительный фильм с открытыми ртами. Позже мне удалось увидеть «Трех танкистов» и «Броненосец Потемкин». Все это происходило летом 1940 года, еще не предвещая ничего плохого. Однако советская власть в Бессарабии оказалась верной самой себе: начались аресты и репрессии. Мой папа был приглашен, с учетом специфики его занятий зерноводством, в контору «Заготзерно» на должность заведующего сырьевым отделом треста «Молдрасжирмасло». Отец активно включился в работу, и все было бы ничего, если б не донос (очевидно, из зависти) его бывшего школьного товарища Лейбовича. Об этом доносе папа узнал в Москве под следствием, когда прочитал свое дело.