– Ого, – воскликнул тот, узрев цветочное сооружение, – вот уж, право, не стоило тратиться!
Затем крикнул миссис Стайн:
– Это Оливер – он принес цветы!
Та выскочила навстречу и чмокнула меня в щеку.
– Заходите и знакомьтесь с нашей музыкальной мафией, – скомандовал мистер Стайн, похлопав меня по плечу. В комнате оказалось человек десять, и все они болтали и настраивали инструменты. Настраивали и болтали. Настроение было приподнятым, а звуки, которые они издавали, – невероятно громкими. Единственным по-настоящему роскошным предметом мебели был огромный рояль с до блеска отполированной крышкой. Из огромного окна открывался потрясающий вид на реку Гудзон и ее скалистый противоположный берег.
Мы все пожали друг другу руки. Большую часть аудитории составляли повзрослевшие хиппи, а дополняли публику хиппи помоложе. И зачем я только сюда в галстуке приперся?
– А где Джо? – поинтересовался я больше из вежливости.
– Обещала быть к восьми, – ответил мистер Стайн, – вы можете пока познакомиться с ее братьями. Марти играет на трубе, а Дэвид – на флейте. Причем это открытый бунт против родителей. Изо всех троих только Джо берет в руки скрипку.
Оба брата были долговязыми парнями застенчивого вида. Дэвид вообще оказался настолько стеснительным, что только помахал мне кларнетом. Более открытый Марти протянул мне руку:
– Добро пожаловать в наш музыкальный зоопарк!
– Марти, я ни черта не смыслю в музыке, – признался я, – и на вопрос, что такое «пиццикато», отвечу, что это – телятина с сыром.
– И будешь прав, – сказал мистер Стайн. – Да и вообще, кончай уже извиняться, парень. Ты совсем не первый, кто приходит сюда просто слушать.
– Нет? – переспросил я.
– Конечно, нет! Мой покойный отец вообще не знал ни единой ноты.
– Оливер, пожалуйста, либо скажите ему, что все ждут, – обратилась ко мне миссис Стайн, – либо сами берите скрипку.
– Терпение, дорогая, – отозвался хозяин, – я хочу быть уверен, что он чувствует себя, как дома.
– Я правда чувствую себя свободно, как дома, – вежливо ответил я. Он усадил меня на стул и поспешно присоединился к оркестру.
Это было потрясающе. Я сидел и смотрел, как ребята, которых высокомерные выпускники Гарварда назвали бы чокнутыми извращенцами, создавали удивительную музыку.
Моцарт, потом Вивальди, потом некто по имени Люлли[3], о котором я вообще никогда не слышал.
После Люлли оркестр исполнил что-то из Монтеверди[4]. А затем подали лучшую бастурму, которую я когда-либо пробовал. В перерыве между произведениями ко мне подошел длинный застенчивый брат Дэвид и таинственным шепотом спросил:
– А вы правда играете в хоккей?
– Было дело, – кивнул я.
– Не могли бы вы мне ответить на один вопрос?
– Конечно.
– Как сыграли сегодня «Рэйнджеры»?
– М-м… Не помню. – Мой ответ его ужасно разочаровал. Даже не знаю, как ему объяснить всю нелепость ситуации: бывший фанат хоккея Оливер Барретт в настоящее время настолько погрузился в уголовное право, что даже забыл про поединок «Нью-Йорк Рэнджерс»[5] с его любимыми «Бостон Брюинз»[6]?
В комнату вошла Джоанна и первым делом чмокнула меня в щеку. Наверное, что-то вроде семейного ритуала – она все время целовала кого-то.
– Они тебя еще не свели с ума своей музыкой?
– Нет, – ответил я, – мне правда здесь нравится.
И вдруг до меня дошло, что, в общем-то, я и не вру. В тот вечер правда чувствовалась какая-то гармония. И не только с музыкальной точки зрения, но и вообще во всем – музыканты непринужденно беседовали и отпускали друг другу комплименты по поводу особенно сложных пассажей. Все это очень отдаленно напоминало то, как заводят друг друга хоккеисты Гарварда, перед тем как надрать задницу команде соперника.
С той только разницей, что здесь им достаточно просто было играть вместе. Они относились друг к другу и к музыке, которую играли, с такой… нежностью, что ли.
Я еще никогда так тесно не соприкасался с миром музыки.
Разве что тогда, когда Дженни играла в оркестре.
– Доставай скрипку, Джо, – скомандовал мистер Стайн.
– Ты сошел с ума, – воспротивилась та. – Я так давно не играла!
– Ты тратишь слишком много времени на медицину, так что пора наверстывать упущенное в музыке. Кроме того, Баха я оставил специально для тебя.
– Нет, – твердо ответила Джоанна.
– Давай же, иначе зачем Оливер просидел тут три часа? – настаивал Стайн.
Джо покраснела. Я хотел было выразить протест, но меня никто не слушал. Тогда ее отец повернулся ко мне:
– Слушай, попроси, пожалуйста, свою подругу сходить наконец за скрипкой?
3
Жан-Батист Люлли (
4
Клаудио (Джованни Антонио) Монтеверди (
5
«Нью-Йорк Рэнджерс» (
6
«Бостон Брюинз» (