Протесты, отстаивающие невиновность рыцарей, бесцеремонность короля Филиппа и скептицизм некоторых кардиналов, снова склонили чащу весов в пользу тамплиеров. В течение февраля 1308 г. Климент отменил полномочия инквизитора и передал дело в Курию.[542]
К концу 1307 г. Гийом де Ногаре мог поздравить себя c успехом, превзошедшим его ожидания, и поворот Климента, вне сомнений, принес ему горькое разочарование. Легист понял, что следует искать новое оружие; он воззвал к Сорбонне, предложив докторам теологии два вопросника, дабы доказать, что король имел право вести процесс против тамплиеров — своих подданных и мирян; и стало быть, имущество ордена должно оставаться под его присмотром, будучи предназначенным на нужды Святой Церкви. Несколькими колкими и жесткими штрихами Ногаре описывает тревогу и колебания Жака де Моле:
Магистр сделал первое публичное признание, а потом сказал, что сделал его из страха перед пытками, а затем — что первое признание было правдивым <…> Сначала, горюя из-за плотского стыда, он умолял, чтобы ему учинили допрос, дабы его братья не сказали, что он их добровольно погубил: ему ответили, что были свидетели, публично показавшие против него, и ввиду этого его не подвергли пытке. Он не подавал никаких признаков страха.[543]
Что касается Гуго де Перо (который пошел много дальше Моле в своих свидетельских показаниях), то не был ли он обвинен в том, что заполучил более тысячи соискателей посредством кощунственного ритуала? В этих обстоятельствах, вопрошал Ногаре, следует ли считаться с их отпирательствами? Можно ли предположить, что тамплиеры невиновны? Таким образом, канцлер отвечал на все вопросы, которые задавал, посредством логической ошибки, что указывала, в каком смысле должны высказываться доктора. Но последние в своих ответах были весьма сдержанны и явно смущены навязанной им ролью арбитров.
Ногаре и его коллеги решили в конце концов пренебречь этим и воззвать к Генеральным штатам, как поступил ранее Пьер Флотт, чтобы обрести поддержку против Бонифация VIII. Между 24 и 29 марта были разосланы приглашения духовенству, вассалам короны и каждому городу, где имелись ярмарка и рынок. Для пущей действенности одновременно были посланы строгие инструкции королевским чиновникам, которых обязывали следить, чтобы приглашения достигли цели.
Согласно ответам, представленным духовенством, знатью и народом. Генеральные штаты, собравшиеся в Type, почти исключительно состояли из прокуроров, предназначенных исполнять приказы короля и защищать «перед всеми и против всех» интересы лиц, их назначивших. Их не уполномочивали судить тамплиеров, поскольку прокуроры не могли действовать, превышая свои права, долг и компетенцию. Этим можно объяснить податливость, если не равнодушие, ассамблеи по отношению к уже опозоренному и поставленному вне общества ордену. Почти все делегаты были готовы заявить, что тамплиеры виновны и заслуживают смерти. Но когда Филипп снова вопросил парижских теологов, какой процедуре нужно следовать, последние смогли только снова сказать, что процесс относится к ведению Церкви. Ногаре и Плезиан ждали этого и приготовились к решающей схватке с Климентом V.[544]
Из Тура Филипп и его двор отправились в Пуатье, где 29 мая на публичном собрании в «королевском зале» дворца состоялась настоящая репетиция схватки между королем и Папой. Поскольку Климент все еще отказывался принимать Ногаре, тот велел заменить себя Гийомом Плезианом, который поднялся на нечто вроде помоста и оттуда от имени короля произнес резкую обвинительную речь, предварительно составленную легистами.[545]
Иисус еще не одерживал над врагами Своей Церкви и истинной веры такой необыкновенной победы — столь же восхитительной, великой и быстрой, сколь и полезной, необходимой, как Он недавно это сделал <…>, чудесным образом обнаружив ересь коварных тамплиеров!
544
Picot G. Documents relatifs aux etats generaux et assemblees reunis sous Philippe le Bel. Paris, 1901. P. XLVI и ниже.