Проникнитесь же и вы сочувствием к нашим несчастьям и помогите нам, как можете. Прощайте. [389]
В этом донесении, где проявились и достоинство, и правдивость. Пере де Монтегаудо старается оправдать легата, бросая упрек герцогу Баварскому. Магистр принял на себя долю ответственности за катастрофу, называя себя первым среди тех, кто согласился на безрассудное наступление. Однако он достаточно хорошо знал его опасность, как свидетельствует письмо епископу Эльна.
Только рассматривая в целом крестовый поход и папские директивы, равно как и недостатки крестоносцев, мы можем оценить роковую роль императора. "Его присутствие даже в течение одного месяца могло бы все изменить". [390]
Магистр тевтонских рыцарей, понимавший, что поведение его суверена было недостойным, первый отбыл в Рим, дабы опередить всех и пожаловаться на легата. Гонорий созвал к себе всех действующих лиц: приплыл король Иоанн с магистром ордена Госпиталя, но Пере де Монтегаудо довольствовался тем, что послал вместо себя брата Гийома Каделя, командора Храма. Папа укорил Пелагия, но тем не менее, утешил его надеждой на скорый отъезд императора Фридриха в Святую Землю. [391]
ГЛАВА XV Неудавшийся крестовый поход
Император заставил себя ждать восемь лет. В 1225 г. он женился на пятнадцатилетней Изабелле де Бриенн, дочери короля Иоанна (Жана де Бриенна) и Марии Иерусалимской. Фридрих грубо оттеснил тестя, считавшего себя пожизненным обладателем Латинского королевства; и когда императрица умерла, произведя на свет сына, ее муж присвоил себе все титулы, которыми обладал новорожденный (1229).
В 1227 г. немецкие крестоносцы двинулись в путь, но после трех дней в море Фридрих возвратился в Бриндизи, сказавшись серьезно больным. [392] Так переходбыл полностью расстроен, и Григорий IX отлучил виновного от церкви, не приняв его ссылок на болезнь. Более сорока тысяч рыцарей, опередивших императора, вернулись из Сирии, "полагаясь более на человека, нежели на Бога". [393] Осталось только восемьдесят немецких сеньоров под командованием герцога Лимбургского, наместника императора, "которые шумели и кричали хором", что "либо мы разорвем перемирие, либо уедем". [394]
Патриарх Герольд, магистры орденов Храма и Госпиталя не знали, как поступить. Перемирие, заключенное с султаном после сдачи Дамьетты, должно было продлиться до 1230 г. Его разрыв, ради того лишь, чтобы удовлетворить некоторые горячие головы, внушал франкам отвращение. "Нарушить перемирие было бы не только опасно, но очень вероломно", - говорили они немцам, которые отвечали (не без некоторого основания): "Папа только что отлучил всех крестоносцев, которые не приплыли этим переходом, хотя он и знал, что перемирие еще продолжается; значит, он не хочет ни того, чтобы оно соблюдалось, ни чтобы паломники оставались в бездействии". [395] Поскольку франки равно опасались, что мусульман воодушевит отъезд германских крестоносцев, они уговорились с последними, что те отправятся отстраивать замки Цезарей и Яффы в ожидании лучших времен для военных действий: это был изящный способ предупредить султана, что напасть на него собираются в следующем году.
Отношения Фридриха с тамплиерами уже были натянутыми. Бароны южной Италии, восставшие против императора и "не осмеливающиеся ни дожидаться его, ни повиниться, бежали в заморскую землю. И были там те, кто отправился в орден Храма, и те, которых он не пожелал пощадить, и приказал их хватать и вешать". [396] Дом ордена Храма становился очагом антиимператорских настроений.
Император прибыл на Восток весной 1228 г. Он высадился на Кипре, где вызвал смертельную злобу знаменитой и могущественной фамилии Ибеленов и большей части знати, захватив маленького короля Генриха I Лузиньяна и назначив самого себя сюзереном острова. [397] Он даже попытался заключить в темницу "Старого Государя", Жана д'Ибелена, его сыновей и брата, коннетабля Кипра. Приговор об отлучении от церкви все еще тяготел над Фридрихом. Его сопровождало только сорок рыцарей, и ему пришлось одалживать средства у сеньора де Жибле. Пулены, разбиравшиеся в крестовых походах, смотрели на него с презрением. С Кипра император перебрался в Акру, где сразу же начал переговоры с султаном. В этом он следовал политическим методам норманнских королей Сицилии; но ни один норманн не отплыл бы в Палестину, не имея достаточного войска для поддержки серьезных требований. Все, что Фридриху требовалось от султана, это возможность начать игру против Рима: для него было неважно, что козырь был фальшивый. Император беззастенчиво афишировал антихристианские настроения, смутившие самих мусульман.
Тамплиеры следовали за событиями с чувством неловкости. Опекун своего сына, маленького принца Конрада, император обладал в Святой Земле бесспорными феодальными правами. Но отлучение создавало вокруг него атмосферу осуждения, что в принципе было своего рода моральной изоляцией. Более того, рыцари поддерживали весьма дружеские отношения с семьей Ибеленов, руководившей пассивным сопротивлением немцам. В итоге тамплиеры были очень сдержанны по отношению к Фридриху; но когда он отбыл в Яффу, монастырь на расстоянии сопровождал его, поскольку магистр отказался ехать под проклятым знаменем отлученного монарха.
В негодующем письме патриарх Герольд сообщает о последствиях. В заглавии - имя прелата, но военная латынь удивительно напоминает стиль Пере де Монтегаудо.
После длительных и долгих переговоров, в течение которых император не спросил никакого совета у кого бы то ни было из Земли, он внезапно объявил нам день, когда он заключил мир с султаном. Никто не видел статей этого мира или перемирия, когда император давал клятву их соблюдать, но среди прочего он нам сказал, что Святой Град возвращен христианам. [398]
Император вступил в Иерусалим 17 марта со своей свитой и сопровождавшими его франками. На следующий день в церкви Гроба Господня он сам возложил на себя корону. Заметим, что если сын его был законным наследником, то Фридрих со времени смерти своей жены не обладал никаким личным правом на трон. Отлученный от Церкви, он не мог претендовать на коронационное богослужение, так что его интронизация совершилась "очень беспорядочно и сбивчиво, с явным ущербом для императорской чести и превосходства".
День спустя император поспешно и первым покинул город, не попрощавшись, несмотря на многочисленные обещания отстроить стены. Братья орденов Храма и Госпиталя, кои там находились, серьезно и настойчиво ему растолковали, что помогут ему, насколько это в их силах, своими советами и содействием, ежели он захочет укрепить город, как он это утверждал. Но император, который не беспокоился о неудачных переговорах <...> поскольку, по договоренности, город не должен быть ни защищаем, ни укреплен, удовлетворился простой передачей и поспешил к Яффе со своей свитой в тот же день. [399]
Негодование тамплиеров, как и всех франков Сирии, было велико. В самом деле, соглашение оказывалось мошенничеством. Султан отдавал открытый город, который должен был, согласно договору, оставаться таковым. Он сохранял квартал Храма, единственно имевший священный характер для мусульман. Он также удерживал все крепости, которые господствовали в Палестине, - Сафет и Торон. Газу и Дарум, Крак и Монреаль. Фридриху уступили беззащитный город, находившийся в кольце замков, который мусульмане могли захватить в любой момент, если бы присутствие христиан стало им мешать.