Андре был братом Алеты де Монбар, матери Бернара; он стал сенешалем ордена Храма в 1150 г. (может быть, раньше) и магистром - в 1153 г. Андре должен был быть приблизительно того же возраста, что и его племянник, которого он пережил и который поддерживал с ним дружескую переписку.
Когда Бернар писал королеве. Святой Земле угрожали серьезные опасности. После смерти Фулька Анжуйского, мужа Мелизинды, корона досталась двенадцатилетнему мальчику. Регентша-мать Мелизинда, наполовину армянка, была чувственной и легкомысленной; вражда баронов раскалывала королевство. В то же время мусульман неожиданно возглавил грозный Зенги, атабек Мосула, первый из четырех великих вождей ислама, начавших джихад, священную войну до победы над христианами. [109] Франки называли его Кровавым, и прозвище ему соответствовало. Со времени смерти Фулъка в 1142 г. Зенги захватил графство Эдессу, которое не сумел защитить граф Жослен де Куртене. Именно потеря Эдессы вызвала второй крестовый поход.
Св. Бернар воспринял дело Святых мест как свое личное. Как и Петр Пустынник пятьюдесятью годами ранее, он прошел по всей Франции, проповедуя и воспламеняя сердца. На Пасху 1146 г., в Везеле, он "поднял Крест" перед Людовиком VII и Алиенорой Аквитанской, [*6] которые, вместе со всей французской знатью, дали обет отправиться в крестовый поход. Евгений III, своим избранием обязанный Бернару, способствовал ему индульгенциями и отпущением грехов. Когда император Конрад III дал понять, что уклоняется от участия в походе, Бернар отправился в Германию и почти силой вынудил его начать военные приготовления. [110]
На следующий год Евгений III прибыл в Париж. В аббатстве Сен-Дени перед алтарем король принял посох паломника и получил из рук Папы орифламму [111] . На пасхальную октаву [*7] (27 апреля) Евгений присутствовал на генеральном капитуле ордена Храма в их новом доме в Париже, где были король Франции, архиепископ Реймсский и многие другие прелаты. Собралось сто тридцать рыцарей, все облаченные в белые плащи. Магистр во Франции Эврар де Бар напомнил своим лучшим воинам, идущим в горы Киликии на помощь французским рыцарям, об опыте войны в испанской марке. Впечатление, производимое тамплиерами, видимо, было замечательным, ибо оборот "братья ордена Храма <...>, все облаченные в свои белые плащи" - повторяют многие хронисты, даже в официальных документах [112] .
На этом капитуле Евгений III даровал тамплиерам право носить на левой стороне плаща, под сердцем, изображение алого креста "с тем, чтобы сей победоносный знак служил им щитом, и дабы никогда не повернули они назад пред каким-нибудь неверным". [113] Крест выкраивался из красной ткани и имел самую простую форму: "принадлежащие к ордену Храма носят его простым, алого цвета". [114]
Удивительное дело - к крестовому походу были готовы вовремя. Но чтобы избежать столкновений между французами и немцами и чтобы легче решить вопросы снабжения провиантом, две армии отбыли поочередно - одна за другой, с Конрадом Ш и его войском во главе. Они пошли старой дорогой крестоносцев, через Венгрию до Босфора, где состоялся традиционный спор с византийским императором. Тем не менее немецкие крестоносцы были уже в Анатолии, когда Людовик VII со своим войском прибыл в сентябре 1147 г. в Константинополь. Мануил Комнин, [*8] имевший виды на франкское княжество Антиохию и опасавшийся слишком могущественного Иерусалимского королевства, удвоил притязания и сам провоцировал нападение на свою столицу, чего, впрочем, опасался. В последовавших переговорах с французской стороны отличился Эврар де Бар.
Рассказ о крестовом походе Людовика VII дошел до нас от его секретаря Одона де Дёй, монаха аббатства Сен-Дени, отославшего свой дорожные записки аббату Сугерию. [115] Поначалу состоявший из предельно кратких записей, его рассказ, начиная с описания переправы через Босфор 26 сентября 1147 г., становится драматически насыщенным.
Он пишет:
Отсюда в Антиохию ведут три дороги различной длины и несхожего характера. Та, что ведет налево, - короче, ежели на ней не встречается препятствий, и чтобы ее пройти, требуется всего три недели. Она проходит через Иконий в двенадцати днях перехода, и пятью днями позднее приводит на землю франков, если не помешают турки. Крепкая и решительная армия могла бы пренебречь их многочисленностью, но более серьезным противником является снег. Дорога, ведущая направо, лучше обеспечена продовольствием и пастбищами, но небольшие бухты побережья делают ее в три раза длиннее, и зимой вместо турок следует опасаться водных потоков или снега. Средний путь удобнее двух других <...>
Немцы, шедшие впереди нас, разделились, и большая часть с императором Конрадом в роковой час двинулась левой дорогой к Иконию. Прочие отправились прибрежной дорогой с его братом [Отгоном Фрейзингенским], и последний был причиной всех наших бед. Нам же досталась средняя дорога, и невзгоды обеих сторон были для нас смягчены.
Когда мы, оставив слева город Никею, оказались близ озера, до нас дошли слухи, принесенные сначала греками, затем несколько рыцарей, посланных императором Конрадом к королю, рассказали нам, какой разгром принудил их укрыться в Никее. Мы были ошеломлены этим <...> [116]
По словам немцев, проводник-грек предал их. "Он сказал им взять, выезжая из Никеи, провизии на десять дней, так как по истечении этого времени они прибудут в Иконий. Когда сии дни и продовольствие истекли, они подумали, что их переход также закончится, но увидели, что заблудились в горах, простирающихся до бесконечности. На следующий, и до третьего дня проводник успокаивал их, увлекая все дальше и дальше в горы", пока на вершинах не появились турки и не начали осыпать их стрелами. Немецкие крестоносцы, изголодавшиеся, измученные неуязвимыми лучниками, плачевно ударились в бегство, оставляя за собой горы трупов. Тридцать тысяч погибли от голода или турецких стрел.
Людовик и Конрад встретились в замке Эссерон, и император настоял, чтобы крестоносцы двинулись по прибрежной дороге, которую он считал более легкой.
Король был привлечен этими речами, более соблазнительными, нежели справедливыми, в результате чего мы потратили три дня, чтобы добраться до Деметриады, коей наши авангарды достигли менее чем за день, следуя по правой дороге <...> Нам повстречался извилистый и очень быстрый поток, который пришлось переходить восемь или девять раз в один и тот же день. Малейший дождь вздул бы его до такой степени, что отрезал бы нам и продвижение вперед, и отступление, вынуждая нас дожидаться смерти, оплакивая на каком-то повороте дороги свои грехи. Потом мы обнаружили маленькие бухты побережья, скалистые горы и потоки в руслах столь глубоких, что их трудно бъшо перейти даже посуху. Если бы тучи или снега напитали их, мы бы не смогли преодолеть их течение ни пешие, ни верхом. Мы прошли через множество разрушенных городов и через другие [города], где греки покинули пояс укреплений, чтобы укрепить гавань стенами и башнями. Наше назойливое постоянное присутствие заставляло их уступать нам продовольствие, кое алчность их оценивала очень дорого <...>
Крестоносцы проследовали мимо Смирны и Пергама, чтобы в начале декабря прибыть в Эфес. Здесь византийский император, не желая полного их уничтожения, предупредил, что турецкие силы преградили дорогу, и предоставил крестоносцам зимние квартиры. Конрад возвратился зимовать в Константинополь с небольшим числом выживших немцев, но Людовик, равным образом презирая и турок, и греков, продолжал свой путь.
Рождество франки провели на равнине Десервион, где впервые встретили врага. Воспользовавшись тем, что французы были заняты разбивкой лагеря накануне Рождества, турки попытались увести их скот; но несколько рыцарей сумели не допустить этого и весело сняли первинки их голов. Затем вмешалась погода.