Однажды они все собрались и приехали на это место, и обнаружили высокие стены, церкви в руинах, разрушенные водоемы, колодец с чудесной живительной водой, по-видимому, это было величайшее творение. Оно раскинулось на довольно высоком холме, но так как кольцо стен было достаточно широким, мудрые мужи ясно поняли, что снова восстановить все эти стены - дело нелегкое. Слишком продолжительные и большие расходы пришлось бы понести, и весьма серьезным делом было бы укрепить хорошо. Поэтому они взяли часть этой земли, заложили там фундаменты и возвели тяжелые и крепкие башни, высокие и толстые стены, отвесные и глубокие рвы; превосходно был построен сей замок, и всё это - по общему совету тамплиеров, ибо тогда в этом ордене доставало братьев, бывших добрыми рыцарями и достойными мужами. И заполучив его, они прекрасно охраняли замок. Много неприятностей доставили они оттуда жителям Аскалона <...> [147]
С 1140 г. тамплиеры являлись сеньорами Сафета в Галилее; возможно, они надеялись стать хозяевами Аскалона, когда этот порт попадет в руки христиан.
В 1153 г. франки начали осаду этого последнего стратегического укрепления египетских сарацин. Через четыре месяца египетский флот прорвал блокаду, доставив гарнизону продовольствие и подкрепления. Павшие духом сирийские бароны были готовы снять осаду, но госпитальеры и тамплиеры держались стойко, и борьба продолжилась. Наконец, 13-го августа осажденные обстреляли их огнем, пытаясь поджечь боевые машины франков, но ветер перебросил пламя на стены. Они горели всю ночь, а на заре часть стены рухнула.
Великий шум произвело сие разрушение, такой, что подскочило все войско, и все бросились к оружию, чтобы войти в город через этот пролом в стене. Но великий магистр ордена Храма, Бернар де Тремеле, со своими тамплиерами намного опередил других и оказался у этого пролома, дабы никто, кроме его братьев, туда не вошел. А поступил он так, чтобы захватить побольше добычи в городе. Ибо обычай сей тогда был распространен в Заморской земле, чтобы придать отваги смелым действиям из-за вожделения: когда крепость бралась силой, каждый вступающий в нее мог получить для себя и своих наследников все, что он захватит у врага. Но в городе Аскалоне было столько ценностей и прочей добычи, что все, кто был снаружи, если бы им удалось, могли бы обогатиться сообразно тому, кем был каждый. Случается много раз, что дела, начатые с дурными намерениями, не приводят к доброму концу, и сие было здесь хорошо доказано. Ибо в город проникло сорок тамплиеров, а прочие обороняли брешь в стене, за ними никто не последовал. Турки, которые поначалу были ошеломлены, увидели, что за теми, кто был внутри, никто не идет. Итак, они воспряли духом и бросились на них со всех сторон. Тамплиеры, которых была лишь горстка, не смогли защититься и, таким образом, были перебиты. Когда турки, которые уже отчаялись, услыхали об этом деле, они осмелели и приободрились из-за этого происшествия; тогда они стали сбегаться все вместе к узкому проходу в стене и защищать вход. Они поспешно подтащили к пролому большие балки и брусья всех пород дерева, которых у них было достаточно; таким образом, вскоре проход в стене был так хорошо заделан, что никто не мог туда войти <...> Потом они схватили тех тамплиеров, которых убили, и повесили их всех на веревках на стенах пред войском. [148]
Атака провалилась, и осада растянулась на многие недели до сдачи города.
Из этого обстоятельного рассказа очевидна непростительная ошибка Бернара де Тремеле, которая, хотя и частично, искупается его смертью в проломе. Однако Жак де Витри приводит много более благоприятную для тамплиеров версию дела, в которой повешенные рыцари предстают мучениками. [149] Именно здесь мы встречаем первое из бесчисленных обвинений, которыми осыпали тамплиеров архиепископ Тирский и его продолжатели. Их претензии весьма обоснованны, но можно было бы много сказать и об их предубеждениях, переходящих в настойчивое желание переложить на Дом упреки в неудаче. Следует посмотреть, как Гийом Тирский излагает другую историю, поистине клевещущую на тамплиеров, и только их друг Усама, сам того не ведая, снимает с них обвинение.
Усама жил в Каире с 1144 по 1154 год. Его пребывание там закончилось кровавой драмой: придворный фаворит Насреддин убил халифа, двух его братьев и великого визиря. Мамлюкская гвардия восстала, и Насреддину пришлось бежать; он покинул страну в окружении эскорта из армянских рабов и отряда в три тысячи всадников, увозя в караване огромные суммы, похищенные из сокровищницы. Усама и его брат, отчасти замешанные в покушении, сопровождали Насреддина в бегстве.
Однако сестра халифа, которая должна была отомстить за троих братьев, послала тамплиерам Газы предупреждение о добыче, переправлявшейся по их территории, и обещала щедрое вознаграждение, если они отдадут ей Насреддина живым или мертвым. Тамплиеры захватили караван в оазисе Анн Мувейлех. Армянский эскорт бежал; Насреддин и брат Усамы были схвачены и препровождены в Газу. Сам Усама ускользнул, пересек франкскую сеньорию за Иорданом и прибыл в Дамаск. Через четыре дня после схватки (Усама тщательно датирует свой рассказ) тамплиеры передали Насредцина посланцам нового египетского визиря, получив 60 000 динаров, убийцу отвезли в Каир, где его, прежде чем предать смерти, в течение многих дней мучили женщины гарема. [150]
Возможно, тамплиеры воспользовались случаем, чтобы установить полезные связи с каирским двором. Усама рассказывает эту историю беззлобно, не внушая мысли о том, что рыцари действовали бесчестно. Но Гийом Тирский, тамплиеров не переносивший, придает событиям совершенно иную окраску.
Насреддин, оказавшись пленником тамплиеров, пробыл в их руках довольно долго, чтобы получить наставление в главных догматах христианской веры, выразить желание обратиться к ней, и чтобы изучить французский язык [за четыре дня!]. Именно тогда тамплиеры, соблазненные предложейием 60 000 динаров, выдали его египетскому двору, который предал его смерти <...> [151]
Критическое отношение к фактам доказывает лживость рассказа, сочиненного, чтобы очернить орден, могущество и богатства которого уже породили немало завистников, рассказа, в который архиепископ Тирский имел заблуждение поверить и воспринять слишком легкомысленно. [152]
Когда Усама прибыл в Дамаск, город только что был взят Нуреддином, сыном Зенги. Он хорошо принял Усаму и подарил ему рыцаря из числа руководителей тамплиеров, прозванного Меченый, за которого франки предлагали выкуп в тысячу динаров. Усама обменял этого тамплиера на своего брата, пленника ордена. [153]
ГЛАВА VII Дороги Вавилона
Магистерство Андре де Монбара длилось недолго. Он yмep 17 января 1156 г. после тридцати лет служения ордену Храма, где был почитаем и любим. [154] Новому магистру, Бертрану де Бланфору, суждено было стать одним из крупнейших деятелей ордена. Бертран, вероятно, был родом из Тулузы, где за 20 лет до этого семья Бланфор уже жертвовала в пользу ордена Храма. [155]
Возвышение Бертрана де Бланфора началось с темниц Алеппо; прикрывая отступление иерусалимского короля, он со своими восьмьюдесятью восьмью рыцарями стал пленником на Броде св. Иакова 18 июня 1157 г. [156] и сохранил чувство глубокого недоверия к "премногоопасному" Нуреддину, как называет он сына Зенги. Действительно, мятежи и раздоры в Египте внушали опасения, - как бы Нуреддин не объединил весь исламский мир в ходе завоевания Каира, подобно тому, как недавно он завоевал Дамаск.
Король Иерусалимский Балдуин III умер в 1162 г. Ему было только 32 года, и его гибель стала трагедией для Святой Земли. Молодой, красивый, безупречный, он был оплакан даже своими врагами. "Почтим траур христиан, - говорил Нуреддин, - поскольку они потеряли несравненного короля". Наследовавший ему брат Амальрик (Амори) был уже зрелым мужем 28 лет, весьма одаренным, как и все представители Анжуйского Дома, хорошим организатором и ловким дипломатом, но гораздо менее привлекательным, чем Балдуин. Подобно Нуреддину, он обратил свой взор на Египет и жаждал завладеть богатыми городами Дельты.