Таким образом, дело приобретало политический характер. С одной стороны, были запятнаны люди, весьма приближенные к королю, хотя мотивы, которыми они руководствовались в этой истории, имели отношение не столько к политике, сколько к личной корысти и страстям. С другой стороны, тот факт, что зараза преступления охватила все слои общества сверху донизу, а также демонический привкус, сохранявшийся у любого применения яда, – ставили под удар благополучие и безопасность христианнейшего королевства. Именно поэтому Людовик XIV действовал очень энергично.
В апреле 1679 г. король учредил специальный трибунал (так называемую огненную палату или палату Арсенала), призванную судить виновных и искоренить преступление в королевстве. Имелось, однако, серьезное препятствие: признания обвиняемых затрагивали очень важных лиц. В 1680 г. королю пришлось приостановить расследование, к большому сожалению Ла Рейни. В мае 1681 г. палата возобновила работу, но целый комплекс «частных фактов» и неудобных документов при этом из дела вывели. Впоследствии их и вовсе уничтожили после смерти генерального лейтенанта полиции. Около шестидесяти фигурантов дела тихо отправили в ссылку тайными письмами за подписью короля. Специальный трибунал работал до 21 июля 1682 г. Он рассмотрел дела более чем четырехсот лиц и вынес тридцать шесть смертных приговоров. Ла Вуазен взошла на костер в феврале 1680 г. Вместе с тем многим виновным и их сообщникам удалось ускользнуть. Указывалось, что некоторые нити преступного дела предположительно ведут за границу, по-видимому, опять же для того, чтобы «экстрадировать» тип злодеяния, «недостойный французской нации». Обеспокоенная континентальным экспансионизмом Людовика XIV английская монархия, возможно, не сильно огорчилась бы в случае его смерти. «Королю-солнце» предназначалась настойка на крови летучей мыши, менструальной крови, муке и сперме, а опытная отравительница, фигурировавшая в «деле ядов», добывала в Монфоконе пальцы повешенных и готовила составы, которые обеспечивали нужный эффект. В деле оказались замешаны пастухи, хорошо владевшие секретами природы. В общем, уже занималась заря века разума, развивалась химия, а древнейшие суеверия оставались так же действенны, как и прежде. Большой интерес представляют юридические последствия «дела ядов». Именно в связи с ним во Франции начался процесс разработки правовых норм, непосредственно касавшихся отравления и рассматривающего его как специфическое обвинение. Прежде, как оптимистически отмечалось в «Вопросах об отравителях», данное преступление случалось редко, и это освобождало государя от необходимости устанавливать соответствующие законы. Выпущенный в июле 1682 г. ордонанс свидетельствовал, что предупреждению этого преступления и наказанию за него придавалось большое значение. Ожидалось, что он будет играть важную роль в поддержании общественного порядка. Ордонанс стоял у истоков современного законодательства, хотя он в то же время не порвал с традиционными представлениями об отравлении. В составленном с помощью Ла Рейни и Лувуа тексте, очень возможно, находившемся под влиянием «Вопросов об отравителях», говорилось, что королевство нуждается в очищении, что во время черных месс имели место жертвоприношения детей. Сурово порицалось применение колдовства, яда, магии, как противное человеческим и божественным законам. Уголовный и религиозный аспекты смешивались. Древняя многозначность термина
veneficiumсохранялась, хотя вообще-то в это время уже зарождалось восприятие веры в ведовство как суеверия. Римская каноническая традиция всегда квалифицировала отравление как «самое отвратительное и самое опасное из всех преступлений», которое требовало неумолимой кары. Королевский ордонанс провозглашал, что смертной казни должны подвергаться не только вдохновители и авторы совершенных убийств, но также и те, кто только замышлял неосуществившееся злодеяние. Наказанию подлежали и те, кто снабжал преступников смертоносными или наносящими вред здоровью веществами. Коль скоро речь шла об «одном из самых трудных для раскрытия» преступлении, угрожавшем общественному благу, обязательным становился донос. Сказывался страх власти перед тайным всеобщим заговором. В целях борьбы с ним ордонанс запрещал розничную торговлю отравляющими веществами, за исключением той, что обеспечивала фармацевтов. Но и деятельность аптекарей сурово регламентировалась Разумеется, в тексте специально не говорилось о политическом отравлении, однако он являл собой образец «благодетельного управления» королевством, когда общественный порядок еще соотносился с порядком божественным, а здоровье тела связывалось со здоровьем души.