Эта история заставляет вспомнить еще одну, тоже связанную со «злоумышлением римлян» (как называли тогда византийцев). Один из ломбардских герцогов выпил в Равенне такое питье, что потерял рассудок, который никогда больше к нему не возвратился. Оба дела, как представляется, свидетельствуют о том, что глубоко укоренившиеся в римской культуре представления о восточном (в данном случае греческом) обычае отравления внешнего врага оказались весьма живучи.
Итак, в варварских королевствах сохранялись черты отношения к яду, свойственные античности, которые приспосабливались к новому обществу. Большую роль в этом процессе, как и в нашем понимании его, играли писатели раннего Средневековья, видевшие реальность сквозь призму римско-библейских представлений и соответственно искажавшие ее.
Вместе с тем правители той эпохи обладали и собственным взглядом на отравление.
Как варвары использовали яд в политике
Элиты варварских королевств восприняли идею своих предшественников об использовании отравлений в борьбе за власть. Этот факт показывает, что они приобщились к римской политической культуре и подражали имперским нравам, подчас в самых неприглядных их проявлениях. Впрочем, новые хозяева Запада не забыли и своих собственных традиций. Григорий Турский засвидетельствовал применение франками отравленных стрел во время войны. Подобная практика распространилась и на внутренние отношения. Не случайно в пересмотренном Каролингами варианте Салической правды фигурировал более существенный штраф за покушение, если против врага использовали отравленные стрелы. Причина коренилась, вероятно, в том, что чаще стали встречаться именно такие нападения, в которых риск смертельного исхода был гораздо выше, чем в случае с обычными стрелами.
Наряду и вместе с другими видами оружия, яд находил себе место и в политике. Так, у Григория Турского можно прочесть истории о кинжалах, обмазанных ядом. Таким оружием в 575 г. закололи короля франков Сигебера; такая же смерть постигла, как считалось, и Хильдебера II, его сына. Употребление двойного оружия само по себе весьма интересно. Оно означает, что, пуская в ход яд, организаторы не ставили перед собой цель избежать применения силы или скрыть преступление. Ловушка имела место, т. к. убийство короля совершали посетители, явившиеся под видом бродяг. Однако яд здесь выступал гарантией результата покушения. В том случае, если бы кинжал не задел жизненно важных органов, яд компенсировал бы неловкость убийц, неизбежно разлившись по всему телу. Таким образом, из замены насилия отравление превращалось в его вспомогательное средство. Раздиравшие королевство Меровингов конфликты, связанные с кровной местью, разрешались открыто – оскорбление нельзя было смыть втайне. За одним исключением.
В самом деле, конфликты, возникавшие внутри власти, разрешались иногда без прямого физического насилия. В стенах королевских дворцов случались внутрисемейные отравления, и там не ограничивались обмазыванием ядом клинков.
Король франков Хлодвиг ожесточенно боролся со своими соперниками. Ссоры не утихали среди потомков Хлотаря I. При этом травили противников достаточно редко. Во время «процесса» королевы Австразии Брунгильды Хлотарь II обвинял ее в убийстве десяти королей, и только одно из них было совершено с помощью яда. Да и в отношении этого преступления среди средневековых историков не существовало согласия. Франкский хронист VII в. Фредегар не имел ни малейшего представления о том, что австразийский король Хильдебер II в 595 г. погиб якобы от яда. А вот Павел Диакон, который по времени отстоял от события дальше, сообщал, что Хильдебера убили именно ядом. Точно так же франкский автор ничего не знал об отравлении Теодориха II Австразийского в 613 г.; в то время как анонимная хроника VIII в. Liber HistoriaeFrancorum рассматривала такое предположение. Мы не знаем, было ли умолчание Фредегара намеренным, или он действительно ничего не знал.