Вернемся, однако, к Хильдеберу. Двадцатипятилетний правитель Австразии неожиданно умер вместе со своей супругой. Убийство имело целью уничтожить австразиискую ветвь династии и готовилось при дворе Нейстрии. У Павла Диакона написано, что молодой король «умер, побежденный силой яда» (vi veneni extinguitur). Глагол здесь (extinguere – гасить) хорошо соответствует римскому словоупотреблению, что совершенно неудивительно у образованного автора, предвозвестника каролингского Возрождения. А вот слово vis – сила (vi – ablativus от vis) заслуживает внимания, поскольку показывает, что отравление как бы полагалось на силу, разумеется, не физическую, а неуловимую смертоносную, побеждавшую Жизненную силу. Тем не менее у франков обычная грубая vis в убийствах, связанных с кровной местью, применялась гораздо чаще, чем vis veneni.
В истории королевства вестготов яд встречается довольно редко, причем практически нет надежно достоверных случаев. Великий мыслитель раннего Средневековья Исидор Севильский, повествуя о смерти короля Сисибута в 620 г., перебрал классические гипотезы: болезнь, неправильное лечение, яд. Кастильский источник XIII в. донес до нас сведения об отравлении около 680 г. «бесполезного» короля Вамбы. Этот монарх проявил умственную неспособность к управлению, и встал вопрос о его замене. У вестготов правители были выборными. При этом как раз в них видели традиционную модель каролингской монархии, поскольку над ними совершался обряд помазания. Не из-за этого ли Вамбу именно отравили, ведь библейский завет запрещал поднимать руку на помазанника Божия. Хотя для отстранения вроде бы достаточно было отправить его в какой-нибудь монастырь.
Во второй половине VI в. в Италии появилось королевство лангобардов, где тоже применяли яд. В вестготском примере при помощи venerium избавлялись от безумного и потому опасного короля; речь вовсе не шла о мести за какое-либо оскорбление. У лангобардов мы встречаемся со сходной ситуацией. Яд давал возможность положить конец дурному правлению, избежав при этом сопротивления и не проливая крови. В другом случае правитель оказался жертвой коварства медиков-отравителей, причина которого неясна. В 671 г. король лангобардов Гримоальд повредил себе вену, стреляя из лука. Врачи назначили ему лечение с применением venenata madicamina, которое, по свидетельству Павла Диакона, ускорило его уход в мир иной. Вероятно, впрочем, что писатель лишь передавал слух, порожденный болезнью монарха, также лексической амбивалентностью понятий «лекарство» и «яд». Если снадобье не вылечивало, мазь не облегчала состояния, а больной при этом имел отношение к власти – мгновенно начинали говорить, что «лекарство было ядом».
Обращение к яду зафиксировано в варварских королевствах и на других уровнях общественной жизни. В силу того, что дошедшие до нас источники составлены людьми Церкви, там описаны главным образом преступления, совершавшиеся в епископских кругах. Григорий Турский являлся прелатом и, решив создать «церковную историю», описать гонения на Церковь и ее триумф, естественно, проявлял большое сочувствие к страданиям духовных лиц. Он рассказал, как погиб, выпив отравленный напиток, Францилион, один из его предшественников на епископской кафедре Тура. Историк никого не обвинял в смерти епископа и не объяснял, стало ли употребление яда следствием нежелания проливать кровь священника. В «Истории франков» содержится также упоминание о смерти в 575 г. епископа Ангулемского Марахара. Он съел отравленную рыбную голову, присланную Фронтонием, который жаждал занять его кафедру. Последний достиг своей цели, но по воле Божьей занимал это место всего лишь один год.
Еще один пример такого рода привел Григорий Великий. Выдающийся богослов и Папа Римский с 590 до 604 г. сообщил о неприятном случае, происшедшем в 566 г. со стареющим епископом Каноссы Сабином. «Обуреваемый желанием стать епископом» архидиакон подал прелату отравленный кубок. Сабин не растерялся и, так же как в свое время святой Бенедикт, выпил кубок, осенив его крестом. Яд не нанес ему ни малейшего вреда, тогда как преступник, согласно воле Божией, на глазах у епископа скончался от яда злобы. Родившаяся здесь яркая метафора, естественно, впоследствии не раз воспроизводилась.
Итак, по всей видимости, к употреблению яда предрасполагали внутрицерковные интриги. Развитие епископий в городах усиливало напряженность и способствовало таким преступлениям. Как никакое другое оружие, яд соответствовал церковной среде, подходил клирикам, злоумышлявшим против клириков. Духовные лица испытывали ужас перед кровью и перед применением насилия, особенно по отношению к себе подобным.