Византия враждебно относилась к экспансии западноевропейцев на Восток под предлогом крестовых походов. В то же время, по мнению людей с Запада, византийцы наследовали традиции подлых отравителей, которых клеймил еще Вергилий (страшусь данайцев [греков], даже дары приносящих— Энеида, 11, 49). Считалось, что в Константинополе яд широко использовался во внутренних делах и употреблялся против крестоносцев. Он компенсировал несостоятельность в военном отношении; на Востоке добивались победы больше хитростью, чем силой. По словам Жиро из Камбрэ, византийцы применяли яд против людей с Запада, которым завидовали вследствие собственного упадка. Западные средневековые авторы не переставали клеймить византийскую malitia. Согласно историку-цис- терцианцу XIII в. Обри де Труа-Фонтену, император Алексей Комнин, постоянно замышлявший какое-нибудь коварство и боявшийся нападения, якобы отравил благородного и доблестного Роберта Гвискара, развратив предварительно его жену и отравив источники. Сын Роберта Гвискара Боэмунд до такой степени страшился подлых злодеяНий и отравления со стороны людей, присылаемых греками, что отказался принимать пищу, которую предоставлял ему византийский государь. Во время Третьего крестового похода конные или сидевшие в засаде лучники посылали в сторону солдат Господа дождь отравленных стрел. Около Адрианополя едва не стала жертвой ловушки армия императора Фридрихи Барбароссы. Жители оставили в распоряжении воинов бурдюки с отравленным вином. Провинции платили василевсу дань токсическими веществами, и это потрясающий знак того, насколько venenum интегрировался в византийскую систему управления. По всей видимости, токсины использовались для целей императорской охоты. Однако западные авторы вписали этот факт в историю взаимоотношений с крестоносцами, обличая вероломство византийцев. Противостоявшие коварству европейские воины ставились в число избранников Господа. Неуязвимость солдат, отведавших отравленного вина представлялась как чудо, которое хронист сравнивал с библейским эпизодом, когда вода была непригодной для египтян, но питьевой для евреев. -
На Западе подобным методам вроде бы не должны было находиться места. Однако это не так: они использовались довольно часто. В 1040 г. будущий король Англии Вильгельм Незаконнорожденный якобы именно с помощью яда избавился отугрозы для герцогства Нормандского, которая исходила от графа Бретонского Алена 111. Следует, правда, признать, что обвинение носило весьма тенденциозныйхарактер. В 1155 г. Фридрих Барбаросса применил противоположную схему.
Он якобы отравил источник, снабжавший водой состоявшую в союзе с Миланом крепость Тердону (Тортону), которую осаждал. Льстивый биограф Фридриха Отон из Фрайзинга не усмотрел в этом ничего плохого. Он заметил только, что город, так хорошо защищенный природой, следовало осаждать именно с помощью природных сил. Действительно, очевидно, что осада, предполагавшая тайные маневры: подкопы, обходы и т. п., когда техника брала верх над доблестью, — должна была бы легче допускать применение яда. Коварное мастерство в данном случае преобладало над рыцарской прямотой.
В «Кёльнских анналах» сохранилось свидетельство о борьбе между герцогом Саксонским и Баварским Генрихом Гордым и королем Конрадом III. Генрих победил королевские войска в битве при Кроненберге, однако в 1139 г. ему ловко поднесли яд, что свело на нет военное превосходство. Данный случай, подобно многим другим, хронист, отделенный от события большим промежутком времени, передавал с осторожностью. Возникла догадка, объяснявшая смерть герцога политическими причинами, и это свидетельствовало, кстати, о наличии в ту эпоху общественного «мнения». Сам король Конрад 111 умер в 1152 г. в Бамберге, и его смерть совершенно неосновательно приписали Рожеру II Сицилийскому, который якобы стремился помешать германскому государю вступить на территорию Италии. Получалея своего рода превентивный акт, заменявший военную конфронтацию. И снова доверие к ссылке на применение яда повышалось итальянским контекстом. От юга Италии было совсем недалеко и до врагов христианской веры.