Этот коммерсант ходил в Версаль предложить министерству операцию по пополнению запасов продовольствия. Выпровоженный оттуда, он явился снова, но на этот раз с предложением подкупить Домбровского. Под патронажем адмирала Сиссэ, очумевшего еще больше, он основал предприятие в виде коммерческого общества, нашел акционеров, двадцать тысяч франков на мелкие расходы и установил контакт с адъютантом Домбровского по имени Хуцингер, которого впоследствии версальская полиция использовала для шпионажа за изгнанниками в Лондоне. Вейсе сказал ему, что Версаль даст Домбровскому миллион, если тот сдаст ворота Парижа, которые охраняют силы под его командованием. Домбровский сразу сообщил об этом в Комитет общественной безопасности, предложив пропустить один–два армейских корпуса в город, а затем разгромить их батальонами, засевшими в засаде. Комитет не рискнул пойти на эту операцию, но приказал Домбровскому продолжать переговоры (160). Хуцингер проводил Вейсе в Версаль, встретился с Сиссэ, который предложил себя в заложники в качестве гарантии выполнения обещаний, данных Домбровскому. Адмирал был готов даже пробраться тайком в одну из ночей на Вандомскую площадь, и Комитет общественной безопасности собирался задержать его, когда Бартелеми Сен‑Илэ отговорил Сиссэ от этого нового промаха.
Затем Тьер стал терять надежду на взятие города врасплох. Это было его навязчивой идеей в первые дни мая. Поверив судебному приставу, обещавшему сдать ворота Дофина при помощи его друга, командира шестнадцатого легиона Лапорта, Тьер привел в действие план вопреки возражениям Мак‑Магона и армии, стремившейся с триумфом войти в город (161). В ночь на 3 мая были задействованы вся действующая армия и часть резерва, а генерал Тьер отправился спать в Севр. В полночь войска сосредоточились в Булонском лесу перед нижним озером. Все смотрели на закрытые ворота. Их должна была открыть реакционная рота, сформированная в Пасси по приказу Вери, 38-летнего лейтенанта, исполнявшего обязанности бывшего командира Лавиня. Однако заговорщики забыли предупредить Лавиня, а рота, которая должна была обезоружить федералов, не имея приказа от своего начальника, заподозрила засаду и уклонилась от службы. Таким образом, надежную стражу не обезоружили. На рассвете, войска, прождав напрасно несколько часов, вернулись в бараки. Через два дня Лапорта арестовали и слишком быстро отпустили снова.
Бофон, подхватив план судебного пристава, дал гарантии сдачи ворот Отей и Дофин в ночь с 12 на 13 мая. Тьер, вновь загоревшийся, все предусмотрел. Несколько отрядов были отправлены в Пуан–дю–Жур, в то время как армия ожидала в боевой готовности, чтобы двинуться вслед. Но в последний момент тщательно разработанная комбинация заговорщиков была расстроена (162), и так же как 3‑го мая, армия повернула назад. Об этой операции сообщили в Комитет общественной безопасности, который о первой попытке так ничего и не узнал.
Ласни был арестован на следующий день. Комитет занялся расследованием вопроса о трехцветных повязках, которые национальные гвардейцы сил порядка должны были носить во время вступления версальских войск. Женщина по имени Легро, которая заведовала их производством, пренебрегала оплатой наемных девушек. Одна из них, полагая, что работает на Коммуну, пришла требовать зарплату в ратушу. Допросы Легро вывели коммунаров на след Бофона и его сообщников. Бофону и Лароку удалось скрыться. Тронсен‑Думерсен бежал в Версаль. Таким образом, на сцене остался один Шерпентье. Кобрен призвал его организовать своих людей десятками и сотнями, и обсудил вместе с ним весь план по овладению ратушей сразу после вторжения версальских войск. Всегда невозмутимый Шарпентье отвлекал его день за днем вестями о новых достижениях, говорил о мобилизации 20 000 рекрутов, просил динамита для подрыва домов (163) и в истинном стиле Пантагрюэля расходовал значительные суммы, предоставлявшиеся ему Дюрушу.
В конце концов, шайке заговорщиков не удалось сдать ни одни ворота, но они нанесли значительный вред посредством дезорганизации служб. Все еще потребуется много усилий чтобы разобраться в их донесениях, часто насыщенных воображаемыми достижениями в целях оправдать затраты сотен тысяч франков, которые они прикарманили.
XXIII. «Левые» предают Париж
«Мы взяли Париж пушками и политикой»