Колонну разрушили вечером раньше с большими церемониями. Постановление о ее низвержении, идея которого стала весьма популярной во время первой осады (174), вышло 12‑го апреля (175). Это по–человечески понятное, глубокое народное воодушевление, свидетельствовало о том, классовая война заменила войну между нациями. Оно нанесло, вместе с тем, удар по эфемерному триумфу пруссаков. Довольно дорогостоящие приготовления, стоившие почти 15 000 франков, надолго задержали из–за индифферентности инженера и неоднократных попыток подкупить рабочих. 16‑го мая, в 2 часа дня, все соседние улицы заполнила огромная толпа людей, желавших увидеть, чем закончится операция. Реакционеры предрекали все виды катастроф. Инженер, наоборот, заверил, что не будет никаких шокирующих неожиданностей, что во время падения колонна развалится на части. Он подпилил ее по горизонтали у пьедестала. Косой прорез был призван облегчить падение колонны назад на обширный настил хвороста, песка и навоза, наваленный в направлении улицы мира.
Веревка, привязанная к верху колонны, наматывалась на ворот, установленный в начале улицы. На площади толпились национальные гвардейцы. В окнах, на крышах размещались любопытные зрители. В отсутствие Жюля Симона и Ферри, вначале горячих сторонников операции, Гле—Бизва поздравил нового префекта полиции Ферре, который занял место Курне, и доверительно сообщил ему, что сорок лет страстно желал видеть это искупительный памятник взорванным. Оркестры заиграли «Марсельезу», ворот пришел в движение, блок сломался, один человек получил ранение. В толпе уже стали циркулировать слухи об измене, но быстро доставили другой блок. В 5.15 на балюстраде появился на некоторое время офицер, помахал трехцветным флагом, затем прикрепил его к поручням. В 5.30 вновь пришел в движение ворот, и через несколько минут край колонны медленно сместился, колонна потихоньку уступала, затем вдруг зашаталась, сломалась и рухнула с глухим шумом. Голова Бонапарта покатилась по земле, его рука отделилась от туловища. Прозвучал оглушительный возглас одобрения, как бывает у людей, освободившихся от ярма. Люди с одобрительными криками взобрались на руины. На свободном пьедестале развивался красный флаг, который в этот день стал алтарем человечества.
Люди хотели поделить между собой фрагменты колонны, но этому помещали присутствовавшие члены Совета. Неделей позже их подобрали версальцы. Одной из первых акций победоносной буржуазии было восстановление колонны, символа ее суверенитета от народа. Чтобы водрузить императора на пьедестал, им надо было нагромоздить 30 000 трупов. Подобно матерям Первой империи, матери этого времени не могли смотреть без слез на это бронзовое сооружение.
XXV. Париж на краю гибели
Парижу Коммуны осталось жить всего три дня. Давайте запечатлеем в своей памяти его светлый облик.
Тот, кто вдохнул в тебя жар современной истории, кто тосковал по твоим бульварам и плакал в твоих предместьях, кто пел на заре твоих революций и через несколько недель погружал свои руки в порох под прикрытием твоих баррикад. Тот, кто слышал под камнями твоих мостовых голоса мучеников за высокие идеи и вычитывал в любой из твоих улиц дату человеческого прогресса, даже он отдаст меньше справедливости твоему исконному величию, чем чужеземец, пусть даже он был и филистером, который прибыл поглядеть на тебя в дни Коммуны. Тяга к мятежному Парижу была так сильна, что люди спешили в него из Америки увидеть это действо, беспрецедентное в истории, — великий город Европы в руках пролетариев. Даже малодушный стремился сюда.
В начале мая прибыл один из наших друзей — один из самых робких люде й боязливых провинций. Родные и близкие провожали его в путь со слезами на глазах, словно он спускался в глубины ада. Он сказал нам: — Какова доля правды в распространяемых слухах? — Ладно, пойдем и осмотрим все потаенные углы.