Мы отправились от Бастилии. Уличные мальчишки выкрикивают газетные заголовки «Лозунга» и «Папаши Дюшена» Рошфора, «Гласа народа» Жюля Валле, «Мстителя», «Коммуны», «Вольноотпущенника», «Позорного столба шпионов» Феликса Пиа. «Оффисиель» спрашивают меньше. Конкуренция журналистов Совета вредит ему. Тираж «Гласа народа» — 100 000 экземпляров. Эта газета выходит раньше всех. Она встает с петухами. Если нам удавалось прочесть утром статью Валле, мы считали, что нам повезло. Но вместо этого заставляет себя слишком часто читать Пьер Денни с его автономией «до крайности». Только раз попадалась «Папаша Дюшен», хотя ее тираж свыше 60 000 экземпляров. Вот статья Феликса Пиа в «Мстителе» — прекрасный пример литературной интоксикации. У буржуазии нет лучших помощников, чем эти пустые и невежественные рыцари дешевой сенсации. Вот доктринерская газета «Коммуна», в которую иногда пишет Милье, и в которой Жорж Дюшен отчитывает молодежь и стариков ратуши со строгостью, больше приличествующей человеку с другим характером. Не забывают и «Лозунг», чтобы ни говорили романтики. Она первой поддержала Революцию 18 марта, и метала в версальцев острые стрелы.
В киосках выставлены карикатуры. Тьер, Пикар и Жюль Фавр прижались брюшками друг к другу, подобно трем грациям. Эта великолепная рыба, макрель, с голубовато–зеленой чешуей, которая формирует вместе с императорской короной постель, маркиз де Галифе. Газеты «Будущее», рупор Лиги, и «Век» очень ожесточились со времени ареста Густава Шоди, а «Правда», газета Янки Портали, лежит стопкой, меланхоличная и неподвижная. Многие реакционные газеты были закрыты префектурой, но, несмотря на это, не погибли, поскольку нам предлагает их парень–разносчик, без всякой конспирации.
Читайте, ищите, найдите призыв к убийствам и грабежам, проходящий единственной жестокой строкой в газетах коммунаров, возбужденных войной, затем сравните их с версальскими газетами, требовавшими массовых расстрелов, когда войска овладеют Парижем.
Давайте последуем за теми катафалками, которые движутся от улицы Рокет, и войдем вместе с ними на территорию кладбища Пер‑Лашез. Все те, которые погибают за Париж, погребаются с заупокойными службами в этом большом месте упокоения. Коммуна сочла за честь оплачивать их похороны. Ее красные флаги трепещут с четырех сторон похоронных дрог, за которыми следуют соратники по батальону, в то время как к процессии присоединяются несколько прохожих. Вот жена, сопровождающая погибшего мужа. За гробом следует член Совета, он произносит у могилы речь, исполненную не скорби, но надежды и отмщения. Вдова обнимает своих детей и говорит им: — Помните и повторяйте вместе со мной «Да здравствует Республика!», «Да здравствует Коммуна!» (176)
Возвращаясь назад, мы проходим мимо мэрии 11‑го округа. Она завешана черным цветом. Траур по последнему имперскому плебисциту, невинными жертвами которого стали парижане. Пересекаем площадь Бастилии, веселую, одушевленную пряничной ярмаркой. Париж не боится пушек. Он верит в победу.
Экипажи попадаются редко. Ведь вторая осада лишила лошадей провизии. По улице 4‑го сентября мы добираемся до фондовой биржи, над которой водружен красный флаг, и Национальной библиотеки, где за длинными столами сидят читатели. Проходим Пале—Рояль, в аркадах которого всегда шумно, и подходим к музею Лувр. Залы, увешанные картинами, открыты для широкой публики. Тем не менее, версальские газеты утверждают, что Коммуна распродает национальное культурное достояние иностранцам.
Спускаемся на улицу Риволи. Справа, на улице Кастильоне, огромная баррикада перегораживает доступ на Вандомскую площадь. Выход с площади Согласия закрывает редут Сен‑Флорентина, тянущийся направо до морского министерства, а налево — до Тюильри, с плохо наведенными амбразурами шириной в четыре метра. Огромный ров, обнажающий артерии подземной жизни, отделяет площадь от редута. Рабочие заканчивают отделку рва и покрывают его края торфом. Многие люди, проходящие мимо, с любопытством смотрят, и не один из них заглядывает вниз. Искусно сооруженный коридор ведет нас на площадь Согласия. Гордый профиль Страсбургской статуи возвышается напротив красных флагов. Коммунары, обвиняемые в пренебрежении Францией, благочестиво заменили увядшие венки первой осады свежими весенними цветами.
Теперь мы входим в боевую зону. Елисейские поля тянутся длинной пустынной полосой, которая прерывается грозными разрывами снарядов, выпущенных из фортов Монт—Валерьена и Курбевуа. Обстрел ведется на пространстве до Дворца промышленности, чьи сокровища доблестно оберегают коммунары. Вдали высится могучее сооружение Триумфальной арки. Туристы первых дней Коммуны исчезли, так что площадь Этуаль стала столь же пустынной, как и крепостной вал. Снаряды разбили барельефы, которых Жюль Симон призвал биться с пруссаками. Главная арка обнесена баррикадой, чтобы защитить ее от бомбардировок снарядами. За баррикадой люди готовятся водрузить обломки на платформу, которая по высоте сравнима с Монт—Валереном.