Проходим вдоль Елисейских полей по предместью Сен‑Оноре. В правом углу, образованном авеню Великой армии и Терн, бастионы, а на авеню Ваграм нет ни одного неповрежденного дома. Вы убеждаетесь, что Тьер «не подвергает бомбардировкам Париж, о чем не устают утверждать представители Коммуны». С полуразрушенной стены свисают обрывки плаката. На нем была напечатана речь Тьера против короля Бомбы, которую группа достаточно сообразительных миротворцев воспроизвела. — Вы знаете, господа, — выступал он перед буржуа в 1848 году, — что происходит в Палермо. Вас всех пробирает ужас при мысли о том, что в течение сорока восьми часов крупный город подвергался бомбардировке. Кем? Был ли это иноземный захватчик, осуществляющий право войны? Город обстреливали его собственные власти. Для чего? Потому что несчастный город добивался своих прав. И вот, за требование собственных прав он подвергся обстрелу в течение сорока восьми часов! — Счастливый Палермо! Париж подвергается бомбардировкам уже сорок дней.
Нам удается добраться по левой стороне авеню Терн до бульвара Перейра. Оттуда до Порт—Мэлло. На каждом шагу подстерегает опасность. Пользуясь кратковременным затишьем, мы достигаем ворот или, скорее, груды развалин, которая обозначает это место. Вокзала больше нет, тоннель засыпан, бастионы сползли во рвы. И все же имеются человеческие саламандры, которые осмеливаются передвигаться среди этих руин. Напротив ворот три орудия под командой капитана Ла Марсельеза. Направо — капитан Рушат с пятью орудиями. Налево капитан Мартэн с четырьмя орудиями. Монтере, командующий этой позицией в последние пять недель, находится вместе с ними в этой атмосфере грохота снарядов. Монт—Валерьен, Курбевуа и Бекон обрушили на них более восьмисот снарядов. Двенадцать орудий обслуживаются десятью людьми. Они обнажены по пояс, их тела и руки почернели от пороха. С них градом катит пот. Часто в их руках запальные фитили. Матрос Бонавентура, который один выжил из первого набора, видел двадцать раз, как его товарищей разносило в клочья. И все–таки они держались. Эти орудия постоянно демонтировались и снова устанавливались. Артиллеристы жаловались только на нехватку боеприпасов, поскольку больше нельзя было подогнать повозки. Версальцы часто пытались, и будут пытаться вновь, захватить батареи врасплох. Монтере на страже день и ночь. Он мог с гордостью написать в Комитет общественной безопасности, что, пока он здесь, версальцы не пройдут через Порт—Мэлло.
Каждый шаг в направлении Ла Муэтта — игра со смертью. Но наш друг должен засвидетельствовать все величие Парижа. На бастионе, близ ворот Ла Муэтта, один офицер машет своей кепи в сторону Булонского леса. Вокруг свистят ядра. Это Домбровский, который забавляется руганью в сторону траншей версальцев. Члену Совета, находящемуся рядом, удается убедить его отказаться от этой мушкетерской бравады. Генерал ведет нас в замок, где располагается его штаб. Все помещения пробиты снарядами. И все же он остается здесь, и заставляет держаться своих людей. Подсчитано, что его адъютанты живут, в среднем, восемь дней. Как раз в этот момент наблюдатель Бельведера врывается к нам с ужасом на лице. Снаряд прошил его позицию. — Оставайся там, — говорит ему Домбровский, — если тебе не было суждено умереть, то ничего не бойся. — Такова его отвага. Сплошной фатализм. Несмотря на отправку депеш в военное министерство, он не получил никаких подкреплений. Полагал, что игра проиграна, и повторял это слишком часто.
Это мой единственный упрек. Не ожидаете же вы от меня извинений за то, что Коммуна позволила иностранцам умирать за себя. Разве это не пролетарская революция? Не пора ли людям отдать справедливость великой польской нации, которую предавали все французские правительства?
Домбровский сопровождает нас в переходе через район Пасси до Сены и показывает нам почти заброшенные бастионы. Снаряды все крушат и сносят на подходах к железной дороге. Большой виадук проломился в сотнях мест. Бронированные локомотивы перевернуты вверх колесами. Батарея версальцев с острова Биланкур бьет прямой наводкой по нашим канонеркам, и топят одну из них «Л’Эсток» на наших глазах. Буксир прибывает во время, подбирает экипаж и поднимается под обстрелом вверх по течению Сены до моста Йены.