Справа, Дуэ все еще не мог преодолеть сопротивление улицы Роял. Там Брюнель в течение двух дней вел сражение, равное по ожесточению только битвам на холме Кэйе, у Бастилии и Шато д’О. На его главную баррикаду, перегораживавшую улицу, выходили дома, из которых версальцы стреляли по федералам. Брюнель под впечатлением важности, доверенной ему позиции, приказал сжечь злополучные дома. Федерал, выполнявший его приказ, получил пулю в глаз, и, возвращаясь к Брюнелю, сказал, умирая: — Я заплатил жизнью за выполнение вашего приказа. Да здравствует Коммуна! — Все дома между № 13 и предместьем Сен‑Оноре полыхали, и версальцы в страхе бежали, некоторые из них — через позиции федералов. Один из них перешел на сторону парижан и стал ординарцем Брюнеля.
Днем раньше Бергере занял бульвар Малешерб — справа и террасу Тюильри — слева. Бульвар Малешерб, изрытый снарядами, походил на поле, перепаханное огромными лемехами. На террасе Тюильри и баррикаде Сен‑Флорентен сосредоточили огонь восемьдесят артиллерийских орудий с Ки д’Орсе, Пасси, Марсового поля, Барьер д’Этуаль. На этот град снарядов отвечали лишь около десятка орудий федералов. Площадь Согласия, попавшая под перекрестный огонь, была усеяна обломками фонтанов и осветительных столбов. Картечью снесло голову статуи Лилль, а статую Страсбург испещрили выбоины.
На левом берегу, версальцы продвигались от дома к дому. Им помогали некоторые жители района. Из–за опущенных занавесок они стреляли в федералов, которые в отместку атаковали и жгли предательские дома. Версальские снаряды уже вызвали пожары, и вскоре весь район заполыхал. Войска продолжали наступать. Они заняли военное ведомство, телеграф, достигли казарм Белешасс и улицы Университе. Снаряды разбили баррикады набережной и улицы Бак. У батальонов федералов, которые два дня держались в здании Почетного легиона, могли отступать только к набережным. В пять часов они покинули это разгромленное здание и подожгли его.
В шесть часов мы утратили баррикаду на шоссе д’Антен. Противник, продвигавшийся по боковым улочкам, занял Нувель Опера, совершенно разбитую. С высоты крыш домов морские пехотинцы корректировали огонь по баррикадам. Вместо того, чтобы следовать их примеру, и тоже занимать дома, федералы, здесь и в других местах, упрямо защищались за баррикадами.
В восемь часов пала под огнем 40‑миллиметровых орудий, установленных на улице Комартен, баррикада на улице Нёв Капусин у входа на бульвар. Версальцы приблизились к Вандомской площади.
На всех направлениях армия добилась решающих успехов. Боевая линия версальцев, начинаясь у вокзала Северной железной дороги, следуя через улицы Рошешуар, Каде, Друо, где была захвачена мэрия, Итальянский бульвар, тянулась к Вандомской площади и площади Согласия, шла вдоль улиц Бак, Аббэ–о–Буа и бульвар Анфер, заканчиваясь у бастиона 81. Площадь Согласия и улица Роял, обойденные с флангов, стояли как мыс среди урагана. Ландмиро вышел к Ла Вилет. Справа, Клиншан занял девятый округ. Дуэ оказался у Вандомской площади. Виной оказывал поддержку Кисси, действовавшему на левом берегу. В это время федералы едва ли удерживали половину Парижа.
Другая часть города превратилась в бойню. На краю улицы еще продолжался бой, в то время как она уже была почти захвачена войсками. Горе тому, кто носил оружие или униформу! Горе тому, кто выражал страх! Горе тому, кого признали политическим или личным врагом! Его волокли по улице. У каждого корпуса был свой палач, военный полицейский, но для ускорения дела имелись дополнительные полицейские на улицах. Жертвы выводились туда и расстреливались. Слепая злоба солдат, поощряемая служителями порядка, распаляла их ненависть и жажду грабежа. За грабежом следовали убийства. Магазины торговцев, снабжавших Коммуну, или тех, на кого донесли их лавочники–конкуренты, подвергались разграблению. Солдаты крушили мебель и уносили все ценное — драгоценности, вино, коньяки, провизию, ткани, предметы парфюмерии исчезали в их ранцах.
Когда Тьеру сообщили о падении Монмартра, он решил, что битва закончилась, о чем телеграфировал префектам. В течение шести недель он не переставал заявлять, что редуты взяты, а мятежники разбежались. Но парижане, в противовес привычкам пораженцев при Седане и Меце, а также приверженцев Национальной обороны, сражались за каждую улицу, за каждый дом, который они жгли, вместо того чтобы сдать.