Неожиданно из башни вырвалось пламя, и через час от ратуши остались одни тлеющие угли. Старое здание, засвидетельствовавшее многие предрассудки, где народ часто устанавливал власть, которая впоследствии его расстреливала, теперь раскололось и рухнуло вместе с его обитателями. Вместе с грохотом рушившихся павильонов, сводов и дымоходов, глухих ударов и громких взрывов слились резкие звуки от артиллерийских залпов из большой баррикады Сен‑Жак, которые велись по улице Риволи.
Военное ведомство и все службы переместились в мэрию одиннадцатого округа. Делеклюз возражал против эвакуации ратуши и предостерегал, что уход из нее обескуражит многих бойцов.
На следующий день оставили Национальную типографию, где 24‑го мая «Офисиель» Коммуны печатался в последний раз. Этот день отставал от жизни как и «Офисиель». Он содержал прокламации вчерашнего дня и оповещения о некоторых подробностях сражения на утро вторника.
Бегство из ратуши разделило оборону надвое, затруднило связь. Штабные офицеры, которые не дезертировали, добирались до новых штабов с большим трудом. Их останавливали на каждой баррикаде и принуждали носить булыжники. Когда они предъявляли срочные депеши, им отвечали: — Сегодня эполеты больше не в чести. — Раздражение, которое они внушали долгое время, прорвалось в это утро. На улице Седан, близ площади Вольтера, охрана 166‑го батальона опознала молодого офицера генштаба, графа де Бофора, который несколько дней назад адресовал батальону некоторые угрозы. Когда его арестовали за попытки нарушения режима позиции, Бофор, в раздражении, пригрозил батальону чисткой. Днем раньше, близ Маделин, батальон потерял шестьдесят человек, и решил отомстить за счет Бофора. Офицера арестовали и подвергли суду военного трибунала, который учредили в магазине на бульваре Вольтера. Бофор привел доказательства, которые сняли с него обвинение. Тем не менее, судья постановил, что офицер должен остаться на службе в батальоне в качестве простого часового. Некоторые из присутствовавших возразили и назвали его капитаном. Бофор вышел с торжествующим видом. Толпа, не знавшая о его разъяснениях, при виде его на свободе зароптала. На него набросились часовые, и Бофор неблагоразумно вытащил револьвер. Его немедленно схватили и возвратили в помещение магазина. Начальник генштаба не посмел вступиться за своего офицера. Срочно прибыл Делеклюз и попросил отсрочки расправы до суда. Но толпа не хотела ничего слышать. Пришлось ей уступить, чтобы не вызвать более ужасные последствия. Бофора вывели на свободное место за мэрией и расстреляли.
Примерно во время этого взрыва ярости на кладбище Пер‑Лашез отдавали последние почести Домбровскому. Его тело отвезли туда ночью, и когда проезжали мимо Бастилии, произошла трогательная сцена. Федералы местных баррикад остановили кортеж и поместили тело у подножья Июльской колонны. Часть людей с факелами в руках образовали круг, и все федералы, один за другим, подходили, чтобы поцеловать генерала в лоб под торжественную барабанную дробь. Тело завернули в красный флаг и положили в гроб. Верморель, соратник генерала, его адъютант и около двухсот часовых стояли с непокрытыми головами. — Это он, — говорил Верморель, — которого обвиняли в предательстве! Он отдал жизнь за Коммуну одним из первых. А мы, что делаем мы, вместо того чтобы следовать его примеру? — Он продолжил свою речь обличением трусости и паникерства. Его речь, обычно сумбурная, в этот раз под воздействием страсти текла плавно и гладко, как расплавленный металл. — Поклянемся, уйти отсюда только после смерти! — Это было его последнее слово, которому он остался верен. Его голос временами заглушал артиллерийский салют, грохотавший всего в нескольких шагах. Некоторые из присутствовавших людей пролили слезы.
Счастливы те, кого могут похоронить таким образом! Счастливы те, кого хоронят во время битвы под артиллерийский салют и слезы соратников!
В тот же момент был расстрелян версальский агент, который хвастал, что мог подкупить Домбровского. К полудню версальцы, усилившие натиск на левом берегу, взяли штурмом школу Изящных искусств, Институт, Монетный двор, который его директор Камелина покинул в последнюю минуту. Накануне окружения на Иль Нотр—Дам Ферре приказал эвакуировать Префектуру полиции и разрушить ее. Предварительно, однако, выпустили 450 заключенных за мелкие преступления. Задержали лишь одного, Вайсета. Его расстреляли на Понт—Нёф перед статуей Анри IУ. Перед смертью он произнес эти странные слова: — Вы ответите за мою смерть по счету Фабрицио (187).