Несколько человек попыталось его поднять. Трое из четверых пали замертво. Единственное, о чем думали сейчас, была баррикада. За ней собрались ее защитники. Член Совета Жоаннар, стоял почти посреди бульвара. Подняв оружие и плача от гнева, он кричал колебавшимся федералам: — Нет! Вы недостойны защищать Коммуну! — Опустилась тьма. Мы возвращались расстроенные, бросив на растерзание врагу, не щадящему мертвых, тело своего друга.
Он не предупредил никого, даже самых близких друзей. Молчаливый, поверявший свои суровые мысли только самым доверенным лицам, Делеклюз шел на баррикаду, как Монтаньяры шли на эшафот. Жизнь, полная испытаний, истощила его силы. Он мог только дышать, и издал последний вздох. Версальцы утащили его тело, но память о нем останется в сердцах людей, пока Франция остается родиной Революции. Он жил только ради справедливости. В этом заключался его талант, его интеллект. Это была Полярная звезда его жизни. Он провозглашал справедливость, исповедовал ее тридцать лет ссылки, тюремного заключения и унижений, презирая обрушившиеся на него преследования. Во имя защиты справедливости он пал вместе с людьми из народа, как якобинец. Смерть за справедливость была его вознаграждением. Он погиб с руками без наручников, при свете дня, по своему выбору, не уязвленный присутствием палача.
Сравните поведение военного министра Коммуны с трусостью министра–бонапартиста и генералов, сдавших свои сабли.
Весь вечер версальцы атаковали вход на бульвар Вольтера, защищенный двумя угловыми горящими зданиями. Со стороны Бастилии они не вышли за пределы площади Роял, но прорвались в двенадцатый округ. Под прикрытием ограждения набережной они в течение дня просочились за мост Аустерлица. Вечером при поддержке канонерок и батарей Жарден де Плант, они продвинулись до Мазаса.
Наш правый фланг держался лучше. Версальцы не смогли пробиться на территорию за Восточной железной дорогой. Они атаковали улицу Обервийе издали при поддержке артиллерийского огня с Ротонды. Ранвир подверг интенсивному обстрелу Монмартр, когда получил депешу Комитета общественной безопасности, сообщившую ему о том, что красный флаг развевается на Молен де ла Галетт. Ошеломленный этим известием, Ранвир отказывался прекратить обстрел.
Вечером версальцы выстроили перед федералами прерывистую линию фронта, начинавшуюся от Восточной железной дороги, проходившую через Шато д’О и Бастилию, и заканчивавшуюся у Лионской железной дороги. Под контролем Коммуны оставались лишь два округа, девятнадцатый и двенадцатый, а также около половины одиннадцатого и двадцатого округов.
Париж под властью Версаля утратил цивилизованный облик. Страх, ненависть, дьявольская жестокость подавили чувства гуманности. Это было всеобщее «безумие ярости», писала газета «Век» 26‑го мая. «Никто больше не отличает справедливость от несправедливости, невинного от виновного. Жизнь граждан висит на волоске. Люди арестовываются и расстреливаются только за крик или слово». Вентиляционные отверстия подвальных помещений были заблокированы по приказу армейского командования, которое внимало мифу о поджигателях. Выползли из своих укрытий сторонники буржуазного порядка с нарукавными повязками, предлагавшие услуги офицерам, грабившие дома, добивавшиеся чести участия в расстрелах. В десятом округе бывший мэр Дубэй охотился при поддержке командира 109‑го батальона за теми, которыми прежде руководил. Благодаря этим «носителям повязок», число пленных выросло до такой степени, что понадобилось централизованное руководство бойней. Жертвы тащили в мэрии, казармы, публичные здания, где заседали чрезвычайные суды с расстрельными командами. Когда расстрельных команд было недостаточно, пленников косили пулеметы. Не все умирали сразу. По ночам из груд окровавленных тел раздавались ужасные стоны агонизирующих людей.
С наступлением темноты вновь являлось зрелище пожаров. Там, где лучи заходящего солнца лишь подсвечивали темные клубы дыма, теперь поднимались пирамиды огня. Гренье д’ Абонданс подсвечивал Сену далеко за укреплениями. Колонна Бастилии, пробитая снарядами и увенчанная сверху вензелями и флагами в огне, выглядела как гигантский факел. Бульвар Вольтера был объят пламенем со стороны Шато д’О.
Гибель Делеклюза произошла так буднично и так быстро, что в мэрии одиннадцатого округа ей не сразу поверили. Ближе к полночи часть членов Совета решилась на эвакуацию мэрии.
Что! Всегда укрываться от пороха и пуль! Разве Бастилия взята? Разве бульвар Вольтера еще не держится? Вся стратегия Комитета общественного спасения, весь его план сражения сводился к отступлению. В два часа ночи, когда члену Коммуны поручили посетить баррикаду в Шато д’О, он обнаружил там только Гамбона, спавшего в углу. Коммунар разбудил его и извинился за нарушение сна. Мужественный республиканец ответил: — Вместо меня мог быть любой другой. Остался в живых я. — Коммунар ушел. Но обстрел бульвара Вольтера уже велся до церкви Св. Амброзия. Баррикаду покинули.