В июне 1848 года Кавеньяк обещал пощаду, но организовал бойню. Тьер клялся чтить закон и дал армии карт–бланш на убийства. Офицеров, вернувшихся из Германии, теперь переполняла ярость против Парижа, который обидел их тем, что не сдался. Бонапартисты мстили республиканцам, заклятым врагам Империи. Юнцы, только что выпущенные из Сен‑Сира, упражнялись в наглости на штатских. Один генерал (видимо, Кисси) отдал приказ расстрелять Гернуши, чье преступление состояло в том, что он выделил 100 000 франков на кампанию против плебисцита в 1870 году (210). Любой известный человек был обречен на смерть. Доктор Тони Муалин не играл во время Коммуны никакой роли, но его привлекали к суду несколько раз во время Империи. Его судили скорым судом и приговорили к смерти. Судьи снизошли до того, чтобы сообщить, что приговор вынесен ему не за совершение какого–нибудь поступка, заслуживавшего смерти, но за руководство Социалистической партией, за то, что он был одним из тех людей, от которых должно избавиться благоразумное и мудрое правительство на законном основании (211). Радикалы Ассамблеи, чья ненависть к Коммуне была проявлена достаточно ясно, не посмели показаться в Париже из боязни стать жертвами резни.
Армия, лишенная полиции и точной информации, убивала наобум. Любой прохожий, который окликал человека по революционному имени, обрекал его на расстрел солдатами, жаждавшими премии. В Гренейе они расстреляли мнимого Бийорэ (212), несмотря на его отчаянные возражения. На Вандомской площади в квартире мадам Фульд был расстрелян мнимый Брюнель. Голуа опубликовал признание военного врача, который знал Вальеса и присутствовал на его казни (213). Один очевидец заявил, что видел, как расстреливали в четверг на Банковской улице Лефрансэ. Подлинного Бийорэ судили в августе. Брюнелю, Вальесу и Лефрансэ удалось бежать из Франции. Таким образом, членов и функционеров Коммуны расстреливали по нескольку раз в лице людей, которые более или менее были похожи на них.
Увы! Варлену не удалось бежать. В воскресенье, 28‑го мая, его опознали на улице Лафайета и повели, скорее, потащили к подножью холмов Монмартра к командовавшему генералу. Версальцы послали его на расстрел на улице Розьер. В течение часа перед смертью Варлена водили по улицам Монмартра с руками, связанными за спиной, под градом ударов и оскорблений. Его юная голова, никогда не вынашивавшая иных мыслей, кроме мыслей о братстве, была посечена саблями, и вскоре превратилась в кровавую массу с выпученными глазами. На улице Розье он уже не мог идти. Его несли.
Чтобы расстрелять, его опустили на землю. Негодяи расчленили его труп ударами прикладов своих мушкетов.
На Горе мучеников нет более славного имени, чем Варлен. Пусть, и он останется в великодушной памяти рабочего класса! Вся жизнь Варлена была примером. Он приобрел образование самостоятельно, одной силой воли, отдавая учебе редкие часы, остававшиеся после работы в мастерской. Он учился не для того, чтобы выбиться в ряды буржуа, как делали многие, но для просвещения и освобождения народа. В заключительный период существования Империи он был сердцем и душой ассоциаций рабочих. Неутомимый, скромный, немногословный, но всегда выступавший в нужный момент, и затем вносящий ясность в обсуждаемую сложную проблему, он сохранял тот революционный инстинкт, который нередко притупляется в образованных рабочих. 18‑го марта он был в первых рядах, работал все время существования Коммуны, дрался на баррикадах до конца. Он погиб за дело рабочих. Эту историю следовало бы посвятить именно Варлену и Делеклюзу, если бы на фронтоне оставалось место для какого–нибудь иного имени, кроме как Парижа.
Версальские журналисты оплевывали его труп, утверждали, что при нем было обнаружено несколько сотен тысяч франков (214). Возвращаясь в Париж вслед за армией, они походили на шакалов. Эти представители полусвета были одержимы кровожадной истерией. Возродили коалицию 21‑го марта. Все подняли страшный гам, обличая побежденных рабочих. Вместо того чтобы умерить кровопролитие, они подстрекали к нему, публиковали имена, укрытия тех, кто подлежал расстрелу, раскрывая свои намерения способствовать яростному террору буржуазии. Каждый расстрел вызывал у них бурю восторга.
Цитирую наугад, и мог бы привести целые страницы таких цитат. «Нужно организовать охоту за коммунарами» (Бьен Паблик). «Ни одного из злоумышленников, державших в своих руках Париж в течение двух месяцев, нельзя считать политиком. С ними следует обращаться как с бандитами, как с наиболее ужасными чудовищами, которые когда–либо видела история человечества. Многие газеты пишут о необходимости восстановления «разрушенного ими» эшафота, «хотя бы для того, чтобы лишить их чести быть расстрелянными» (Монитор Универсаль). «Порядочные люди, внесите вклад в уничтожение этой международной демократической заразы» (Фигаро). «Эти люди, которые убивали для того, чтобы убивать, и грабили, схвачены. Нам следует сказать: — Спасибо! — Эти мерзкие женщины, которые добивали ножами умирающих офицеров, схвачены. Нам следует сказать: — Спасибо!» (Патри) 215.