То, что они неправильно истолковали, заключалось в стойкости противника. Победа 22‑го января ослепила их. Они поверили в россказни собственных газет, в трусость Национальной гвардии, в бахвальство Дюкро, который клялся в секретариате Ассамблеи в неизбывной ненависти к парижским демагогам, но ради нее он, по собственным словам, одержит победу (73). Агрессивные реакционеры воображали, будто смогут проглотить Париж одним глотком.
Операция проводилась с клерикальным умением, методичностью и дисциплиной. Легитимисты и орлеанисты, расходясь во мнениях относительно имени монарха, приняли компромиссное предложение Тьера о равном участии в правительстве, которое получило название «пакт Бордо». В отношении же Парижа не могло быть разногласий.
С первых дней марта провинциальные газеты начали разом пропагандистскую кампанию, утверждая, что в Париже происходят поджоги и грабежи. 4‑го марта секретариат Ассамблеи полнился лишь одним слухом — разразился мятеж. Телеграфные линии прерваны, генерал Виной отступил на левый берег Сены. Правительство, распространявшее эти слухи (74), направило в Париж четырех депутатов, каждый из которых являлся также мэром. 5‑го марта они прибыли на место и обнаружили Париж абсолютно спокойным, даже веселым (75). Мэры и их помощники, собранные министром внутренних дел, подтвердили, что обстановка в городе спокойная. Но Пикар, без сомнения, в интересах заговора, заявил: — Это лишь внешнее спокойствие. Нам нужно действовать. — А ультраконсервативный Вотрен добавил: — Надо взять быка за рога и арестовать ЦК.
Правые постоянно дразнили быка. Насмешки, провокации, оскорбления обрушивались на Париж и его представителей как из рога изобилия. Некоторых из этих представителей, Рошфора, Тридо, Мало и Ранка, когда они покидали зал заседаний после уродующего страну голосования, преследовали криками: — Скатертью дорога! — Виктора Гюго, поддержавшего Гарибальди, освистали. Делеклюза, потребовавшего импичмента членов совета Национальной обороны, просто никто не слушал. 10‑го марта образовалась брешь. Приняли резолюцию, что Париж больше не должен быть столицей и что Ассамблея должна заседать в Версале.
Это поставило в повестку дня необходимость учреждения Коммуны, ибо Париж не мог оставаться в одно и то же время без правительства и муниципалитета. Раз обозначилось поле битвы, безысходность вывела на него армию. Правительство уже решило, выплачивать жалование только тем национальным гвардейцам, которые обратятся к нему за этим с просьбой. Ассамблея постановила, что счета, подлежавшие оплате 13 ноября 1870 года, должны быть оплачены 13‑го марта, причем, в течение трех дней. Министр Дюфор упрямо отказывался идти на какие–либо уступки по этому вопросу. Несмотря на настоятельные обращения Мийера, Ассамблея отказывалась принять какой–либо законопроект в защиту квартиросъемщиков, обязанных внести арендную плату в течение шести месяцев. Двести или триста тысяч рабочих, держателей торговых точек, модельеров, владельцев мелких мастерских, работающих в снимаемых ими помещениях, которые израсходовали свой незначительный запас денег и еще не смогли заработать новые деньги, весь парализованный бизнес были, таким образом, были брошены на милость землевладельцев, голода и банкротств. С 13‑го по 17-ое марта 150 000 счетам было отказано в оплате. Наконец, правые обязали Тьера провозгласить с трибуны, «что Ассамблея может продолжить свои дебаты в Версале, не опасаясь подводных камней со стороны платежеспособности мятежников». Правые, таким образом, вынудили его действовать немедленно, поскольку депутаты должны были собраться снова в Версале 20‑го марта.
Д’Аурель начал операции против Национальной гвардии, заявив, что подчинит ее строгой дисциплине и очистит ее от вредных элементов. «Мой первейший долг, — заявил он в приказе, — состоит в обеспечении уважения к закону и собственности». Такая провокация всегда исходит от буржуазии, когда революционные события возносят ее на вершину власти.
К нему присоединились и другие сенаторы. 7‑го марта Виной вывел на улицы 21 тысячу ополченцев Сены. Каждому из них было выплачено жалкое вспомоществование. 11‑го марта, в день, когда Париж лишили статуса столицы и когда были изданы губительные декреты, Виной закрыл шесть республиканских газет. Четыре из них - Le Cri du Peuple, Le Mot d’Ordre, Le Père Duchêne и Le Vengeur — имели тираж в 200 000 экземпляров. В тот же день военный трибунал, судивший обвиняемых по делу 31‑го октября, приговорил семерых из них к смерти, в том числе Флуранса и Бланки. Таким образом, под удар попали все — буржуазия, республиканцы, революционеры. Эта Ассамблея в Бордо, смертельный враг Парижа, чуждый его чувствам, образу мыслей и языку, выглядела правительством иностранцев. Торговые круги, а также пригороды шумно протестовали против ее решений (76).