Эту революцию совершили пролетарии? Кем они были? Чего хотели? В 2.00 все спешили увидеть настенные плакаты ЦК, только что отпечатанные Национальной типографией. «Граждане, парижане, — гласили они, — спокойные и непревзойденные в силе, ожидали без страха, равно как без провокации, бессовестных глупцов, которые хотят задеть нашу Республику. Пусть Париж и Франция заложат вместе фундамент подлинной Республики, единственного правительства, которое завершит навсегда эпоху революций. Народ Парижа собрался для того, чтобы провести свои выборы». И, обращаясь к Национальной гвардии, авторы обращения продолжали: — Вы уполномочили нас организовать защиту Парижа и ваших прав. Срок нашего мандата теперь истек. Готовьтесь, и сразу же проведите свои коммунальные выборы. Пока же мы будем удерживать ратушу от имени народа». За текстом следовали подписи двадцати человек (90), которых, кроме трех–четырех, Асси, Лулье и Варлена, знали только по плакатам последних нескольких дней. С утра 10‑го августа 1792 года парижане не видели в своей ратуше такого наплыва малознакомых деятелей.
И все же их плакаты уважали, их батальоны свободно перемещались по городу. Они овладели почтой, в 1.00‑министерствами финансов и внутренних дел, в 2.00‑морским и военным ведомствами, телеграфом, редакцией газеты Officiel, Дюваля поставили руководить префектурой полиции. И они попали в цель. Что, на самом деле, можно было предъявить новорожденной власти, чье первое заявление заключалось в объявлении собственного отречения?
Все вокруг них носило отпечаток воинственности. Пройдемся по недостроенным баррикадам на улице Риволи. Двадцать тысяч человек собрались на площади ратуши, хлеб торчал у края их мушкетов. Пятьдесят артиллерийских орудий, пушек и многоствольных пулеметов, выстроившихся вдоль фасада, выглядели скульптурным рядом вокруг ратуши. Двор и лестницы запрудили охранники, занимавшиеся едой, большой Тронный зал кишел офицерами, охранниками и штатскими лицами. В зале налево, использовавшемся штабом, затих шум. Комната со стороны реки в углу здания вела в комнату ЦК. Около 50 человек там что–то писали, склонившись над длинным столом. Там царили дисциплина и безмолвие. Мы были далеки от анархистов 31‑го октября. Время от времени дверь, охранявшаяся двумя часовыми, открывалась перед входящим членом ЦК, который уносил приказы или справлялся о чем–либо.
Заседание возобновилось. Один из членов предложил ЦК выразить протест против казней Клемана—Тома и Леконта, к которым он был абсолютно непричастен. — Позаботьтесь о том, чтобы не отталкивать народ, — сказал ему другой, — иначе он, в свою очередь, оттолкнет вас. — Третий заметил, что газета Officiel утверждает, будто казнь осуществлялась на наших глазах. Нам нужно опровергнуть эту клевету. Народ и буржуазия идут рука об руку в этой революции. Этот союз следует поддерживать. Вы хотите, чтобы в выборах принимали участие все. — Ладно, — сказали ему, — тогда отстранитесь от народа ради поддержки буржуазии. Народ бросит вас, и вы увидите, совершаются ли революции с буржуазией (91).
ЦК решил, что газета Officiel следует сделать представление, чтобы газета восстановила правду. Эдуард Моро предложил и зачитал проект манифеста, который приняли.
ЦК обсуждал вопросы назначения даты и способа проведения выборов, когда его проинформировали о том, что у мэрии третьего округа проводится большой митинг с участием командиров батальонов, мэров и депутатов от департамента Сены. Утром господин Тьер передал союзу мэров временную административную власть над Парижем, и они пытались установить свой контроль над Национальной гвардией. ЦК заверили, что организаторы митинга намеревались собрать избирателей.
— Если это так, — говорили некоторые члены, — нам нужно придти к согласию с ними, чтобы урегулировать ситуацию. — Другие, вспоминая осаду, просто выступали за арест организаторов митинга. Один из членов ЦК сказал: — Если мы хотим привлечь к своему делу Францию, нам не следует ее отпугивать. Подумайте, какой эффект произведет арест депутатов и мэров, и, наоборот, какой эффект будет от привлечения их на свою сторону. — Еще один участник заседания сказал: — Важно обеспечить внушительное число избирателей. Если депутаты и мэры присоединятся к нам, к избирательным утрам отправится весь Париж. — Ему возразили импульсивные коллеги: — Скажите лучше, что вы расходитесь с собственной позицией, что ваша единственная забота заключается в расхождении с самим собой. — В конце концов, решили послать Арнольда к мэрии в качестве делегата.