В ходе этой суматохи была сформирована комиссия из шести членов: Кремье, Жоба, носильщика Этьена, обувщика Мавиеля, механика Гайара и Аллерини, который вел беседы в толпе. Кремеье предложил освободить только что арестованных пленников, но со всех сторон закричали: — Держать их под поручительство. — Адмирала отвели в соседнюю комнату под строгим наблюдением и в соответствии со странной манией всех общественных движений — потребовали подать прошение об отставке. Кознье, проявив полное понимание, подписал то, что от него требовали (107).
Комиссия расклеила прокламации с уведомлением о том, что вся власть сосредоточена в ее руках, и что, сознавая необходимость кадровой поддержки, она призывает муниципальный совет и клуб Национальной гвардии прислать по три делегата. Совет выделил Давида Боска, Диссерви и Зидора, клуб — Буше, Карто и Фулжéра. На следующий день она выпустила умеренную прокламацию: «Марсель пожелал предотвратить гражданскую войну, спровоцированную циркулярами Версаля. Марсель поддержит законно сформированное Республиканское правительство с резиденцией в столице. Ведомственная комиссия, учрежденная с согласия всех республиканских групп, будет охранять республиканский строй до тех пор, пока ее не освободит от ее обязанностей правительство в Париже».
Имена членов муниципального совета и клуба успокоили средний класс. Реакционеры, однако, продолжали трубить тревогу, и под покровом ночи армия покинула город. Оставив префекта в ловушке, которую тот сам себе подстроил, трусливый Эспиван во время осады префектуры поспешил укрыться под сенью командующего Национальной гвардией по имени Спир, при помощи которого он получил впоследствии орден Почетного легиона за службу в целях восстановления порядка. В полночь он пробрался за город и присоединился к воинскому подразделению. Без помех со стороны граждан, убаюканных своей победой, он добрался до деревни Обань, примерно в 17 километрах от Марселя.
Итак, весь Марсель попал в руки народа. Победа была даже слишком полной для людей, подверженных экзальтации. Этот «город солнца» не терпит мягкие тона, его небо, поля, люди и все остальное предпочитают яркие краски. 24‑го марта гражданская стража водрузила красный флаг и уже считала Комиссию слишком покладистой. Зидор, Дессерви и Фулжéра, несмотря на свой статус, держались в стороне от префектуры. Карто поехал в Париж за информацией, и, таким образом, все бремя работы легло на Боска и Буше, который вместе с Гастоном Кремье стремился управлять движением. После того, как эти двое попытались доказать, что красный флаг неуместен и что удержание заложников бесполезно, они вскоре попали под подозрение и им стали угрожать. Вечером 24‑го марта Буше, весьма обескураженный, подал в отставку, но, когда Кремье пожаловался в клуб Национальной гвардии, согласился остаться на своем посту.
Об этих разногласиях уже поползли слухи по городу, и 25‑го марта Комиссия была вынуждена объявить, что «с муниципальным советом ее связывает полное согласие». Но в тот же день совет объявил себя единственной реальной властью и призвал Национальную гвардию очнуться от апатии. Лавируя между реакцией и народом, Комиссия затеяла ту жалкую игру, которая должна была закончиться только бесчестием.
В то время как либералы имитировали Тирара и депутатов от крайней Левой, на которых Дюфор ссылался в своих депешах, Эспиван во всем копировал Тьера. Он обобрал все административные департаменты Марселя. Финчасть гарнизона перебросили в Обань. Полторы тысячи гарибальдийцев из армии Вогез и солдаты, отправляющиеся в свои учебные части в Африке, оставались без хлеба, оплаты, без проездных документов. Они остались бы без приюта, если бы Гастон Кремье и Буше не похлопотали о том, чтобы совет назначил временно исполняющего обязанности квартирмейстера. Благодаря Комиссии, те, которые проливали кровь за Францию, получили хлеб и приют. В обращении к ним Гастон Кремье говорил: — Вы вспомните со временем братскую руку, которую мы вам протянули. — Он был восторженным энтузиастом, который воспринимал революции в несколько буколическом аспекте.
26‑го марта изоляция Комиссии стала еще более очевидной. Никто не ополчался на нее, но никто ее и не поддерживал. Почти все мэры департамента отказывались расклеивать ее прокламации, а в Арле демонстрация в поддержку красного флага потерпела неудачу. Пламенные натуры в префектуре не позаботились о том, чтобы объяснить смысл флага, который они развернули. И он свешивался на глазах у любопытных жителей Марселя с колокольни префектуры, неподвижный и немой, как загадка, в атмосфере гнетущей тишины.