Он ясно сознавал, что восстания в департаментах вскоре иссякнут, если не будут хорошо скоординированы. Он хотел протянуть руку помощи повстанцам Тулузы и Марселя. Бéзье и Сет уже обещали ему свою поддержку. Он готовился отправиться в Бéзье, когда 28‑го марта прибыли две роты из Турко, за которыми вскоре последовали другие войска, направленные из Монпелье, Тулузы и Перпиньяна. С этого момента Дижон был вынужден защищаться. Он распорядился воздвигнуть баррикады, укрепил посты и приказал федералам быть готовыми отразить атаки и целиться по офицерам.
Позже мы вернемся к этой теме. Сейчас нас снова зовет Париж. Другие провинциальные движения явились мимолетными колебаниями. 28‑го марта, когда Париж еще праздновал победу, все Коммуны Франции уже пали, за исключением Марселя и Нарбонна.
XI. Колебания Совета Коммуны
На площади Ратуши еще царило возбуждение, когда в зале муниципальных советников собрались вновь избранные члены Коммуны.
В результате голосования были избраны 16 мэров, адъюнктов и либералов разных мастей (108), несколько радикалов (109), и около 60 революционеров всех оттенков (110).
Как они избирались? Должно быть высказано все, суровая правда должна, наконец, заменить замшелую лесть старой романтической школы, величающей себя «революционной» школой. Есть нечто, более ужасное, чем поражение: неправильное истолкование или забвение причин.
Достаточно тяжелая ответственность лежит на избранных членах Коммуны, но мы не должны сваливать все на одну сторону — избиратели тоже несут долю ответственности.
В воскресенье 19‑го марта ЦК сказал людям: «Готовьтесь к своим коммунальным выборам». Парижане, таким образом, имели в своем распоряжении целую неделю для выработки наказа и избрания его исполнителей. Несомненно, сопротивление мэров и захват военных постов отвратили от округов многих революционно настроенных избирателей, но оставалось еще достаточно граждан для участия в выборах.
Никогда наказ не был более необходимым, ибо в повестке дня стоял вопрос об обретении Парижем общественного устройства, приемлемого для всей Франции. Никогда раньше Париж не нуждался настолько в просвещенных и практичных деятелях, способных одновременно вести переговоры и сражаться.
Между тем никогда обсуждение не было столь скверно организовано. Лишь немногие деятели напоминали об осмотрительности людям, обычно сверх щепетильно относящимся к выборам, и которые только что совершили революцию, чтобы избавиться от своих представителей. Комитет 20-и округов выпустил манифест, весьма содержательный в нескольких пунктах, который мог бы послужить наброском наказа. Два делегата из МВД попытались статьей в Officiel убедить парижан в важности их голосования. Ни одна из мастных ассамблей не выработала общей программы для Парижа, лишь два или три округа составили нечто похожее на наказ.
Вместо голосования за программу, избиратели голосовали за имена. Те, кто требовали Коммуну и отметились в Кордери или во время осады, были избраны без того, чтобы от них требовали дальнейших объяснений, некоторые, такие как Флуранс, избирались дважды, несмотря на просчеты 31‑го октября. Лишь 7 или 8, и то не лучших, из безвестных членов ЦК были названы, правда, они решили не баллотироваться на выборах. Общественные митинги во многих округах выявили чрезвычайно красноречивых ораторов, романтиков во время осады, но страдающих недостатком знания практической жизни. Эти кандидаты нигде не испытывались. В пылу борьбы они не задумывались о завтрашнем дне. Возможно, воображали, что видимая цель была простой демонстрацией, а не поиском нового порядка вещей.
Избрали только 24 рабочих, и из них треть принадлежала, скорее, к митингующим, чем к Интернационалу или рабочим обществам. Другие делегаты народа были избраны из буржуазной среды и из так называемых свободных профессий, бухгалтеров, публичных деятелей — было не менее двенадцати из таких докторов и адвокатов. Эти люди, кроме нескольких действительно пытливых, ветераны они или новички, были столь же несведущи, как работники политического и административного аппарата буржуазии, хотя и являлись незаурядными личностями. Сохранность ЦК зависела от того, что он не был перегружен великими людьми, каждый из которых носился бы со своей формулой. Совет Коммуны, наоборот, изобиловал типографскими рабочими, представителями общественных группировок, полу знаменитостями, и отсюда шло бесконечное соревнование и соперничество.