Выбрать главу

Таким образом, поспешность и небрежность революционных избирателей привели в ратушу значительное число деятелей, большей частью надежных, но избранных без учета их способностей, и к тому же, склонных поддаваться пафосу, капризам, без какой–либо решимости хладнокровно руководить людьми в условиях противоборства.

Время и опыт, несомненно, исправили бы этот недостаток, но времени не хватало. Народ способен править не более чем час, и горе тем, которые не подготовлены, не вооружены с головы до ног. Последствия выборов 26‑го марта непоправимы.

На первом заседании присутствовали лишь около 60 избранников. На его открытии прибыли члены ЦК, чтобы поздравить Совет. Беслай, председательствовавший по возрасту, капиталист с доброжелательным складом ума, обратился со вступительной речью. Он радостно приветствовал молодую революцию: — Предоставление Коммуной Парижа избирательных прав — это предоставление избирательных прав всеми коммунами Республики. Ваши враги утверждали, что вы били по Республике. Как по свае, которую нужно вбить глубоко в землю. Республика 1793 года была солдатом, который хотел объединить под своей командой все вооруженные силы страны. Республика 1871 года — это рабочий, который больше всего желает пользоваться свободой для созидания мира. Коммуна займется всем тем, что имеет местное значение, департамент = тем, что регионально, а правительство — тем, что носит общенациональный характер. Давайте не выходить за эти пределы, страна вместе с правительством будут с радостью и гордостью аплодировать революции. — Это была наивная иллюзия старика, хотя он и имел опыт продолжительной политической деятельности. Такая программа, хотя и крайне умеренная, была ничем иным, как похоронным звоном для крупной буржуазии, что выявило данное заседание.

Уже раздавались раздраженные голоса. Вспыльчивые и импульсивные члены Совета повели себя беспокойно и хотели, чтобы Коммуна объявила себя всемогущей. Тирар, избранный по своему округу, воспользовался этим, чтобы выйти из Совета, заявив, что у него чисто муниципальный мандат, что он не может признавать политический характер деятельности Коммуны. Он вручил свое прошение об отставке и с иронией помахал Совету в знак прощания: — Передаю вам искренние добрые пожелания, возможно, вы добьетесь успеха в вашей деятельности — и т. п.

Наглость этого бессовестного деятеля, занимавшегося в течение восьми дней разжиганием гражданской войны, а теперь отказавшегося от мандата, выданного ему избирателями, вызвала всеобщее негодование. Самые нетерпеливые потребовали его ареста, другие настаивали на аннулировании его мандата. Он убрался безнаказанно, потому что заявлял с трибуны в Версале: — Если вы войдете в ратушу, то необязательно выйдете оттуда.

Несомненно, именно этот инцидент побудил Совет проголосовать за закрытость своих заседаний под тем неуклюжим предлогом, что Коммуна не парламент. Решение произвело неблагоприятный эффект, нарушив прекрасные традиции великой Коммуны 1792–93 г.г., так как придало Совету вид собрания заговорщиков. Двумя неделями позже он счел необходимым отменить это решение, когда газеты заполнили свои страницы фантастическими сообщениями, естественно вследствие закрытых заседаний. Но гласность никогда не выходила за рамки кратких отчетов в Officiel. Совет не допускал на свои заседания публику, чье присутствие помогло бы избежать многих ошибок.

На следующий день Совет разделился на комиссии, облеченные различными функциями. Были учреждены военная, финансовая, юридическая комиссия, а также комиссии общественной безопасности, труда и биржи, продовольствия, иностранных дел, социального обслуживания и образования. В исполком вошли Лефрансэ, Дюваль, Феликс, Пиат, Бергер, Тридо, Оде и Вайан. Дюваль, Бергере и Оде вошли также в военную комиссию.

Проголосовали за то, чтобы все указы подписывались Коммуной. Об этом голосовании быстро забыли, когда объявили о прибытии членов ЦК. Их впустили после полчасового ожидания. — Граждане, — обратился к Совету цековский представитель, — ЦК передает вам свои революционные прерогативы. Мы возвращаемся к исполнению функций, определяемых нашим статусом.

Для Совета наступил момент подтверждения своей власти. Единственный представитель населения, сосредоточивший максимум ответственности, он теперь завладел всей властью. Совет не мог терпеть существования рядом ЦК, который, несомненно, всегда помнил о своем прежнем верховенстве и стремился его вернуть. На предыдущем заседании Совет отдал должное ЦК, проголосовавшему за то, что муниципалы заслуживали править как в Париже, так и во всей Республике. Теперь же членам Совета следовало, ловя ЦК на слове, заявить, что его роль завершилась. Вместо авторитетного решения на этот счет, стороны прибегли к взаимным обвинениям.