Париж проигнорировал этот успех, настолько дефектна была работа генштаба. Блестящая атака была заслугой одного человека, так же как оборона фортов была результатом спонтанных усилий Национальной гвардии. По–прежнему, управление войсками отсутствовало. Кто хотел сделать вылазку, делал ее. Кто хотел пушек и подкреплений, отправлялся просить их у генералиссимуса Клюзере на Вандомскую площадь, в ЦК, в ратушу.
Последний начал с промашки, призвав в ряды защитников Коммуны лишь неженатых мужчин в возрасте от 17 до 35 лет. Таким образом, он лишил Коммуну ее наиболее энергичных защитников, седобородых мужчин, побывавших под огнем, от первого до последнего, во всех наших восстаниях. Через три дня этот декрет был отозван. 5‑го апреля в докладе Совету этот глубокий стратег заявил, что атака версальцев прикрывала маневр с целью захвата фортов правого берега, находившегося в то время в руках пруссаков. Подобно Трошю, он порицал артобстрелы последних нескольких дней, как он выражался, за расход боезапаса. И это в то время, когда Париж изобиловал порохом и снарядами, когда его молодые защитники черпали воодушевление в артиллерии, когда версальцы Шатильона, находившиеся под беспрерывным огнем, были готовы бежать в любую ночь, когда Нейи можно было спасти лишь беспрерывной канонадой.
Совет в своих оборонительных мероприятиях проявил не больше мудрости. Он ввел декретом воинскую повинность и разоружение уклонистов. Однако обыски, произведенные наугад, без помощи полиции, не вывили ни одного уклониста или хотя бы сотню мушкетов. Совет проголосовал за пожизненные пенсии вдовам, родителям федералов, павших в бою. Их детям назначили государственную ренту до 18-летнего возраста, сирот объявили детьми Коммуны. Это были великолепные меры, поднявшие дух участников боев, только они предполагали, что Коммуна победит. Не лучше ли было, как показали случаи с Дювалем и Домбровским, выдать сразу несколько тысяч франков тем, которые имели на них право? Фактически, эти несчастные пенсионеры получили от Коммуны всего по 50 франков.
Эти меры, несовершенные, неумелые, отличались недостатком знания и мысли. В Совет, как публичный орган, пришли не подготовленные, не последовательные люди. Забывались постановления предыдущего дня, по разным вопросам принимались половинчатые решения. Совет образовал военные советы и трибуналы, он позволил ЦК регулировать судопроизводство и определять наказания. Он организовал половину системы здравоохранения, Клюзере — другую половину. Он упразднил генеральское звание, но высшие офицеры сохранили его, делегат военного совета присвоил им генеральские звания. В середине заседания Феликс Пиа вскочил со своего кресла, чтобы потребовать сноса Вандомской колонны, в то время как Домбровский отчаянно просил подкреплений.
Для удержания Neuilly, Asnières и всего полуострова Gennevilliers у Домбровского было едва ли не 2 500 человек, в то время как версальцы собрали против него свои лучшие силы. С 14‑го по 17-ое апреля они обстреливали замок Бекон, а утром 17‑го апреля атаковали его силами одной бригады. 250 федералов, которые занимали замок, держались в течение шести часов, те, кто выжил, отступили к Asnières, где их охватила паника. Домбровский, Околвиц и несколько стойких сподвижников поспешили туда. Им удалось восстановить кой–какой порядок и закрепиться на плацдарме. Домбровский запросил подкрепления, военное министерство прислало ему всего лишь несколько рот. На следующий день наш авангард был застигнут врасплох сильными отрядами противника, артиллерия Courbevoieобстреляла Asnières. После ожесточенного боя к 10 часам несколько изнуренных батальонов оставили южную часть деревни. В северной ее части продолжался отчаянный бой. Домбровский, несмотря на то, что слал телеграмму за телеграммой, получил всего лишь 300 человек. В 5 часов вечера версальцы усилили натиск, и измученные федералы, опасаясь собственного отступления, бросились к мосту из лодок, через который в беспорядке перебрались.
Реакционные газеты подняли большой шум вокруг этого отступления. Оно расшевелило Париж. Упорство яростного боя стало открывать глаза оптимистам. До него многие считали противостояние неким ужасным недоразумением и формировали группы примирения. Как много парижан не было способно понять план Тьера и коалиции до этого дня беспощадного кровопролития! 4‑го апреля некоторые промышленники и коммерсанты создали Национальный союз синдикальных палат и приняли программу избирательных прав Республики, признания муниципальных привилегий Парижа. В тот же день, в Quartier des Ecoles, профессора, врачи, адвокаты, инженеры и студенты расклеили манифест с требованием демократической светской Республики, автономной Коммуны и федерации коммун. Аналогичная группа обнародовала письмо к Тьеру, в котором говорилось: «Вы считаете бунтом четкие и всеобщие убеждения. Подавляющее большинство парижан требует Республику как предварительное условие любых переговоров. Париж увидел во всем поведении Ассамблеи преднамеренное стремление восстановить монархию». Некоторые почетные члены масонских лож обратились одновременно к версальцам и Совету с призывом: — Прекратите проливать бесценную кровь».