Когда я немного успокоюсь, напишу еще. Сейчас мысли у меня путаются, я ничего не соображаю. Ужасно хочу повидать Лору. Она приедет к нам, как только мы вернемся в город, да? И вы, жестокий!
Б."
Все слова этого письма были совершенно ясны и четко написаны бисерным почерком Бланш на ее надушенной бумаге; однако общий их смысл озадачил Пена. Дает или не дает Бланш согласие на его вежливое предложение? Понять ее можно было и так, что Пен ее не любит и она отвергает его, и так, что, хоть он жесток и холоден, она готова принести себя ему в жертву. Он язвительно посмеялся над этим письмом и над обстоятельствами, которые его породили. Он смеялся при мысли, как ловко судьба провела его и как он заслужил такое ее коварство. Снова и снова он так и этак решал надушенную, с золотым бордюром загадку. Она будила в нем чувство юмора, забавляла его, как хороший анекдот.
Так он сидел, вертя в руках загадочную бумагу, посмеиваясь невеселой шутке, когда вошел его слуга и подал ему карточку, сказав, что какой-то человек желает поговорить с ним по важному делу. Если бы Пен вышел в прихожую, он бы увидел, что там, вращая глазами и посасывая набалдашник трости, в явном волнении и замешательстве стоит его старый знакомый мистер Сэмюел Хакстер.
— Мистер Хакстер по важному делу? Проси, — сказал Пен, сразу повеселев, и развеселился еще больше, когда увидел перед собой бедного Сэмюела.
— Прошу вас, мистер Хакстер, садитесь, — сказал он величественно. — Чем могу быть полезен?
— Не хотелось бы говорить при мальчишке… при вашем человеке, мистер Пенденнис.
Когда слуга Артура вышел из комнаты, мистер Хакстер мрачно объявил:
— Ума не приложу, как мне быть.
— В самом деле?
— Это она меня к вам послала.
— Кто, Фанни? Она здорова? Я собирался ее навестить, как только возвратился в Лондон, но все это время был очень занят…
— Я слышал про вас от своего папаши и от Джека Хобнелла, — перебил его Хакстер. — Желаю вам счастья, мистер Пенденнис, и на выборах, и в законном браке, сэр. И Фанни тоже, — добавил он, слегка покраснев от смущения.
— Рано загадывать, мистер Хакстер. Как знать, что еще может случиться и кто будет представлять Клеверинг в следующем парламенте!
— Папаша вас во всем послушает, — продолжал мистер Хакстер. — Вы его ввели в Клеверинг-Парк. Очень старик радовался, сэр, что вы его пригласили. Мне про это Хобнелл писал. Вы бы за меня не замолвили словечко перед папашей, мистер Пенденнис?
— Что же я должен ему сказать?
— Влип я в историю, сэр, — отвечал Хакстер, многозначительно скривив губы.
— Вы… уж не хотите ли вы сказать, что дурно поступили с этой малюткой, сэр? — вскричал Пен и в бешенстве поднялся с места,
— Упаси бог, — сконфузился Хакстер. — Только мы с ней поженились. И теперь дома будет такая катавасия — уж я знаю. У нас было решено, что, как я окончу училище, папаша возьмет меня в компаньоны, и мы будем "Хакстер и сын". А я вот взял и женился. Теперь дело сделано, а старик мне написал, что едет в город за лекарствами: завтра он будет здесь, и тогда все выйдет наружу.
— И когда же произошло это событие? — спросил Пен, не очень-то, вероятно, обрадованный тем, что особа, некогда удостоившаяся его королевской милости, перенесла свое внимание на другого и утешилась.
— В четверг пять недель сравнялось, — отвечал Хакстер. — Через два дня после того как мисс Амори приходила в Подворье Шепхерда.
Пен вспомнил, что Бланш писала об этом Лоре.
— Меня тогда позвали, — продолжал Хакстер. — Я был по соседству — зашел посмотреть, как у старого Коса с ногой, ну и вообще, как там все поживают; во дворе встретил Стронга, он говорит — у него в квартире женщине стало дурно, я и пошел туда. Помощь-то требовалась старухе, которая при мисс Амори состоит, — экономка, что ли. Прихожу — вижу, она в сильнейшей истерике, ногами дрыгает, царапается, как кошка, и тут же Стронг, и полковник Алтамонт, и мисс Амори в слезах, белая как платок, а полковник Алтамонт злющий, ругается — ну полный кавардак. Два часа я с ними провозился, потом старуху отправили домой в кебе. Она куда хуже себя чувствовала, чем молодая. На следующий день я зашел на Гровнер-Плейс узнать, не требуется ли чего, а они, оказывается, уехали, даже спасибо не сказали. А еще на следующий день у меня своих дел было по горло — и дела-то неважные, — добавил мистер Хакстер хмуро. — Ну, да теперь не исправишь: что будет, то будет.