— Как, это Фокер? Здорово, Фокер.
Он взглянул на фортепьяно: перед мисс Амори лежал точно такой же вишневый кожаный футляр, какой он видел в руке у Гарри три дня назад, когда наследник Логвуда выходил из лавки ювелира на Ватерлоо-Плейс. Футляр был открыт, и в нем, обвившись вокруг белой атласной подушечки, лежал браслет — роскошный браслет-змейка с горящей рубиновой головкой и брильянтовым хвостом.
— Здравствуй, Пенденнис, — сказал Фокер. Бланш проделала ряд телодвижений, обнаружила признаки удовольствия и замешательства. И еще она набросила платок на футляр с браслетом, а потом пошла навстречу Пену, протягивая ему заметно дрожащую руку.
— Как поживает наша душечка Лора? — спросила она.
Физиономию Фокера над его строгим траурным сюртуком — эту жалкую, испуганную физиономию воображение читателя должно нарисовать без нашей помощи, так же как и лицо юного Фрэнка, который, бросив на интересное трио взгляд, исполненный невыразимого лукавства, успел только воскликнуть: "Вот так штука!" — и убежал, давясь от смеха.
Пен и сам едва сдерживался, а теперь, глядя на пылающие уши и щеки бедного Фокера, разразился хохотом, таким неистовым и громким, что он напугал Бланш куда больше, чем любые попреки и угрозы.
— Так вот где собака зарыта! Фокер, голубчик, не надо краснеть и отворачиваться. Ты же непревзойденный образец верности. Могу ли я быть преградой между Бланш и таким постоянством — между мисс Амори и пятнадцатью тысячами годовых?
— Дело не в этом, мистер Пенденнис, — произнесла Бланш с большим достоинством. — Меня прельщают не деньги, не звания, не золото. Но постоянство, верность, неискушенное, доверчивое, любящее сердце, принесенное мне в дар, — это я действительно ценю, да, ценю как величайшее сокровище. — Она потянулась за платком, но, вспомнив, что под ним лежит, передумала. — Я не отрицаю, я не хочу скрывать… моя жизнь выше притворства… от того, кому отдано мое сердце, у него не должно быть тайн… Да, когда-то мне казалось, что я вас люблю, казалось, что я вами любима. И как я лелеяла эту мечту! Как я молилась, как страстно хотела в нее поверить! Но ваше поведение — ваши слова, такие холодные, бессердечные, недобрые, открыли мне глаза. Вы только играли сердцем бедной девушки! Вы швырнули мне обратно обещание, которым я связала себя с вами. Я все, все объяснила мистеру Фокеру.
— Верно, — горячо подтвердил Фокер, не зная, как еще доказать свою преданность.
— Так-таки все? — спросил Пен, многозначительно взглянув на Бланш. — Значит, виноват я? Ну что же, Бланш, пусть будет так. Я принимаю ваш приговор и не намерен его обжаловать. Видит бог, не этого я ждал, когда ехал сюда к вам, побуждаемый самыми искренними, самыми добрыми чувствами. Желаю вам с другим такого счастья, какое я, даю слово, желал и надеялся вам дать; а моему доброму старому другу желаю обрести жену, достойную его верности, постоянства и любви. Такие чувства заслуживают уважения всякой женщины — даже мисс Бланш Амори. Дай пожать твою руку, Гарри; не гляди на меня волком. Или кто-нибудь сказал тебе, что я — фальшивый, бесчувственный человек?
— По-моему, ты… — гневно начал Фокер, но Бланш перебила его:
— Гарри, ни слова больше! Будем учиться прощать.
— Вы ангел, клянусь, просто ангел! — сказал Фокер, и Бланш возвела к люстре взор, исполненный небесной кротости.
— Несмотря на то, что было, в память того, что было, я всегда должна видеть в Артуре брата, — продолжало небесное создание. — Мы знаем друг друга столько лет, мы вместе бродили по лугам, вместе собирали цветы. Артур! Генри! Умоляю вас, пожмите друг другу руки и будьте друзьями! Простить?.. Я вас прощаю, Артур, от всей души. Ведь это благодаря вам я так счастлива!
— Из нас троих мне жаль только одного, Бланш, — серьезно проговорил Артур. — И повторяю: я надеюсь, что этот добрый малый, этот честный и преданный человек будет с вами счастлив.
— Счастлив? О господи! — воскликнул Гарри. Он едва мог говорить, счастливые слезы брызнули у него из глаз. — Она и не знает, и не может знать, как я ее люблю и… да кто я такой? Замухрышка несчастный, а она дала мне согласие и сказала, что постарается меня п-п-полюбить. Я и. не заслужил такого счастья. Руку, дружище, раз она тебя прощает после такого твоего поведения и даже братом назвала. Будем дружить по-старому. Я всех буду любить, кто ее любит. Да вели она мне поцеловать землю — клянусь богом, поцелую… Велите мне поцеловать землю, ну же, валяйте! Я вас так люблю, что и сказать не могу.
Бланш снова возвела взор к небесам. Грудь ее вздымалась. Она простерла руку, как бы благословляя Гарри, а потом милостиво разрешила ему поцеловать ее пальчики. И пока бедный Гарри со слезами лобызал одну ее руку, она другой взяла платок и поднесла к глазам.