Леди Рокминстер, отдохнув после обеда, встала и выходит в гостиную; теперь и мы можем туда войти вместе с нею.
— Это что же такое? — вопрошает она с порога, и горничная, выглядывая из-за ее плеча, делает большие глаза. Слова миледи понятны; и понятно удивление горничной, ибо молодые люди представляют живописную картину, и Пен пребывает в той позиции, о которой всякая молодая девица, читающая этот роман, либо слышала, либо видела ее сама, либо надеется, или, во всяком случае, достойна увидеть.
Словом, едва войдя в комнату, Пен подошел к бледнолицей Лоре и, не дав ей даже времени встать со стула и спросить: "Уже вернулся?" — схватил ее нерешительно протянутую руку, упал перед нею на колени и быстро проговорил:
— Я ее видел. Она обручилась с Гарри Фокером… Ну, а теперь, Лора?
Рука стискивает его пальцы — глаза красноречиво сияют — дрожащие губы отвечают без слов. Всхлипнув: "Благословите нас, матушка!" — Пен прячет лицо у ней в коленях, и руки, такие же нежные, как руки Элен, снова обвивают его.
Вот тут-то и входит леди Рокминстер со словами: "Это что же такое? Бек, выйдите из комнаты. Вы-то чего здесь не видали?"
Пен вскакивает на ноги торжествующий, все еще не выпуская Лориной руки.
— Она утешает меня в моем горе, сударыня, — говорит он.
— Как вы смеете целовать ее руку? Интересно, что вы еще придумаете?
В ответ Пен целует руку миледи.
— Я был в Танбридже, — говорит он. — Я видел мисс Амори и по приезде туда обнаружил, что… что некий злодей вытеснил меня из ее сердца, — добавляет он с трагическим видом.
— Только-то? И из-за этого вы хнычете, стоя на коленях? — Старая графиня начинает сердиться. — Могли бы подождать с этой новостью до завтра.
— Да, она променяла меня на другого, — продолжает Пен, — но зачем называть его злодеем? Он храбр, он верен, он молод, он богат, он красив…
— Что за вздор вы мелете, сэр? — прикрикнула на него старуха. — Что произошло?
— Мисс Амори дала мне отставку и выходит за Фокера. Я застал их в ту минуту, когда он лежал у ее ног, а она услаждала его пением. За последние десять дней приняты подарки, произнесены обеты. Ревматизм старой миссис Плантер, из-за которого душечка Лора не могла туда поехать, — это был Гарри. Он самый постоянный, самый великодушный из людей. Он обещал мужу леди Энн место священника в Логвуде, сделал ей роскошные подарки к свадьбе и, как только выяснилось, что он свободен, примчался к Бланш и бросился к ее ногам.
— Стало быть, сэр, Бланш вам не досталась и вы с горя берете Лору, так что ли?
— Он поступил благородно, — сказала Лора.
— Я поступил так, как она мне велела, — сказал Пен. — Не спрашивайте, как именно, леди Рокминстер, я действовал по крайнему моему разумению и силам. А если вы хотите сказать, что я недостоин Лоры, так это я знаю и молю бога, чтобы он помог мне стать лучше. Теперь у меня хоть будет в этом поддержка — любовь прекраснейшей, чистейшей из женщин.
— Н-да, — протянула леди Рокминстер, глядя на молодых людей уже более милостиво. — Все это хорошо, но я предпочла бы Синюю Бороду.
Тут Пен, стремясь увести разговор от предмета, тягостного для кое-кого из присутствующих, вспомнил о своем утреннем свидании с Хакстером и о делах Фанни Болтон, — поглощенный собственными треволнениями, он успел совсем о них позабыть. Теперь он поведал дамам о том, что Хакстер возвел Фанни в ранг своей супруги и как его страшит приезд отца. Он описал давешний разговор с большим юмором, стараясь особенно выделить ту его часть, которая касалась кокетства Фанни и ее неистребимой жажды покорить всю мужскую половину рода человеческого, а смысл его речей был таков: "Вот видишь, Лора, не так уж я был виноват, — это она меня обхаживала, а я сопротивлялся. Теперь, когда меня нет, маленькая сирена опутывает своими чарами других. Прошу тебя, забудь об этой пустячной истории или, если уж мне полагается наказание за этот грех, не казни слишком строго".
И Лора поняла скрытый смысл его многословного рассказа.
— Если ты и был виноват, милый, — сказала она, — то искупил свою вину раскаянием. И ты ведь знаешь, — добавила она, краснея, — я-то не вправе тебя упрекать.