Обхождение у мистера Пенденниса было столь отменно благородное и успокаивающее, что миледи, супруга сэра Пепина Рибстоуна, баронета, из Кодлингбери в графстве Сомерсет, назначила своего спасителя, как она его называла, лекарем при своей особе и своем семействе, весьма обширном.
Сын ее, приехав на рождественские вакации из Итона, объелся и заболел лихорадкой, от коей мистер Пенденнис лечил его с великим искусством и заботливостью. Словом, он заслужил милость семейства Кодлингбери, и с этой поры началось его процветание. Лучшее общество Бата пользовалось его услугами, особливую же любовь и восхищение питали к нему дамы. Для начала смиренная его лавчонка приобрела нарядный вид, затем он перестал торговать зубными щетками и духами; затем вовсе закрыл лавку и только держал небольшую приемную, где ему прислуживал весьма воспитанный молодой человек; затем завел двуколку и кучера; и бедная его старуха-мать, до того как отойти в лучший мир, сподобилась увидеть из окна спальной, к которому подкатывали ее кресло, как ненаглядный ее Джон влезает в собственную карету - правда, одноконную, но с семейным гербом Пенденнисов на дверцах.
- Что бы теперь сказал Артур? - спросила она однажды, говоря о младшем своем сыне. - Ведь он ни разу даже не навестил моего Джонни за все время, пока тот терпел бедность и невзгоды!
- Капитан Пенденнис, матушка, находится со своим полком в Индии, заметил мистер Пенденнис. - И покорно вас прошу, не зовите меня Джонни при молодом человеке... при мистере Паркинсе.
Настал день, когда она перестала звать сына каким бы то ни было ласкательным именем; и без этого доброго, хотя и сварливого голоса в доме стало очень пусто. Пенденнис велел перенести ночной звонок в ту комнату, где столько лет ворчала добрая старушка, и спал теперь на ее большой, широкой кровати. Когда произошли эти события, ему было за сорок лет: еще не кончилась война; еще не взошел на престол Георг Великолепный; да что там, еще не началась настоящая повесть. Но много ли стоит дворянин без родословной? Свою родословную Джон Пенденнис к тому времени заказал вставить в раму под стекло, и она висела в гостиной его дома между изображениями поместья Кодлингбери в Сомерсетшире и колледжа св. Бонифация в Оксбридже, где он провел недолгие счастливые дни своей юности. Что касается до родословной, то он извлек ее из чемодана: теперь он был джентльменом и мог показывать ее кому угодно, как офицер у Стерна - свою шпагу.
Примерно в то же время, когда скончалась миссис Пенденнис, в Бате уснула вечным сном еще одна пациентка ее сына: известная своими добродетелями старая леди Понтипул, дочь Реджинальда, двенадцатого графа Бейракрса, а стало быть, двоюродная прабабка нынешнего графа и вдова Джона, второго лорда Понтипула, а также его преподобия Джонаса Уэлса, служителя часовни Армагеддона в Клифтоне. В продолжение последних пяти лет при миледи состояла в компаньонках мисс Элен Тислвуд, дальняя родственница благородного семейства Бейракрсов, упомянутого выше, и дочь лейтенанта королевского флота Р. Тислвуда, убитого в сражении при Копенгагене. Мисс Тислвуд нашла прибежище под кровом леди Понтипул; доктор, навещавший эту последнюю два раза на дню, а то и чаще, не мог не заметить, с какой ангельской добротой и кротостью девушка сносила капризы престарелой своей родственницы; и когда они, сидя в четвертой карете похоронного кортежа, провожали почтенные останки миледи в Батское аббатство, где они ныне и покоятся, он поглядел на ее кроткое бледное личико и положил сделать ей некий вопрос, при мысли о котором пульс его начинал отбивать не менее девяноста ударов в минуту.
Он был старше ее более чем на двадцать лет и никогда не отличался особенной пылкостью. Возможно, была у него в юные годы большая любовь, которую ему пришлось задушить, - возможно, всякую юную любовь следует душить или же топить, как слепых котят; так или иначе, в сорок три года это был сдержанный, спокойный человечек в черных чулках и с лысой головой, и спустя несколько дней после похорон он навестил мисс Тислвуд и, пощупав ей пульс, задержал ее руку в своей и спросил, где она думает жить теперь, когда семейство Понтипул предъявило права на имущество ее покровительницы, и его заколачивают в ящики, и увязывают в корзины, и перекладывают сеном, и укрывают соломой, и замыкают на три замка в обитых зеленым сукном шкатулках для серебра, и увозят на глазах у бедной мисс Элен... Словом, спросил, где она теперь думает жить.
Глаза ее наполнились слезами, и она отвечала, что еще не знает. У нее есть немного денег. Леди Понтипул отказала ей тысячу фунтов; она поселится в каком-нибудь пансионе или в какой-нибудь школе, словом, она еще не знает.
Тогда Пенденнис, глядя в бледное ее лицо и все не выпуская ее холодной ручки, спросил, не согласится ли она переехать к нему в дом? Он старик в сравнении с такой... с такой юной и цветущей девицей как мисс Тислвуд (Пенденнис принадлежал к старой, торжественно-галантной школе джентльменов и аптекарей), но рода достаточно знатного и, как он смеет себе льстить, человек честных правил и доброго нрава. Дела его идут хорошо, день ото дня все лучше. Он один на свете, он нуждается в доброй и верной подруге и почел бы целью всей своей жизни составить ее счастье. Короче, он продекламировал ей небольшую речь, которую сочинил в то утро, лежа в постели, а репетировал и подправлял в карете, по дороге из дома.
Если он в юные годы познал любовь, то, может быть, и она некогда мечтала о лучшей доле, нежели стать женой пожилого низкорослого джентльмена, который имел привычку постукивать себя ногтем по зубам и притворно улыбаться, который был сугубо любезен с дворецким, когда бесшумно поднимался в гостиную, и отменно учтив с горничной девушкой, дожидавшейся у двери в спальню; которого старая ее покровительница вызывала к себе звонком, как слугу, и он являлся на зов с еще большей поспешностью. Может быть, выбор ее пал бы на человека совсем иного рода; но, с другой стороны, она знала, сколь Пенденнис достоин уважения, какой он осмотрительный и честный, каким хорошим был сыном для своей матери и как неустанно о ней заботился. И беседа их кончилась тем, что она, зардевшись румянцем, склонилась перед Пенденнисом в низком-пренизком реверансе и просила позволить ей... обдумать его любезное предложение.