… Может, оттого что Кап и Тиль действительно всегда были готовы придти на помощь?.. Кроме той, последней стычки, когда Сивка навсегда потерял Шакалов.
Зато нашёл Заболотина. Конечно, тогда считая его врагом… Но всё равно нашёл.
Снова взрыв, дрожит стена. В ушах ещё долго звенит. В комнату заглянул один из унтер-офицеров с очередным «двухсотым» известием, и поручик помрачнел ещё больше. Потом застыл на секунду, переспросил, чиркнул что-то на карте… И улыбнулся — ожесточённо, зло, довольно.
— Передайте-ка Краюхе, — он сложил карту и взглянул на присутствующих, медлящих брать её. — Что, страшно топать к снайперу?
— Давайте пойду! — ухмыльнулся вдруг Кошара. — Помирать — так под мазурку.
За всем этим безбашенным весельем прятался страх. Это от него прапорщик пьянел и улыбался.
— Я… — вдруг подал голос Сивка, о котором все успели забыть. — Чего вам дохнуть? А меня не заметят.
Поручик покачал головой, не желая, не осознавая даже такого варианта — жертвовать мальчишкой. Сивка вскинул упрямо голову — в первую очередь, бросая вызов самому себе:
— А терять вам всё равно нечего! Или хотите сами помереть, чтобы рота без командира осталась?
— Если с тобой что-то случится, то рота точно останется без командира. Кобальт… Дядька, в смысле, ещё и надгробие мне закажет: «Здесь лежит поручик Дотошин, который не постыдился отправить на смерть ребёнка».
Упомянутый ребёнок сжал покрепче автомат и вскочил на ноги:
— Да давайте уж! А с надгробием разберётесь потом! Когда вырев снайпер сдохнет! — и, сердито выхватив карту из рук Дотошина, пошёл к выходу. На пороге обернулся: — Где хоть Краюха сейчас?
— На третьем этаже, — смирился Дотошин. В глазах его промелькнуло невольное облегчение и робкая надежда, что по ребёнку попасть действительно сложнее.
Сивка почти бегом рванул к лестнице, но у неё застыл в растерянности: огромные окна на лестничных пролётах давно разбились, и подниматься по лестнице означало просто пустить себе в лоб пулю. Ох, страшненько…
Выругавшись погрязней для храбрости, Сивка спрятал карту за пазуху и рванул вверх по ступенькам. Может, именно оттого, что лестница так легко простреливалась, не сразу противник сообразил, что по ней кто-то бежит. А Сивка не чувствовал под собой ног, взлетал, словно на крыльях. Добежал до второго этажа — прыжком влетел за спасительную стену и рухнул на пол, судорожно пытаясь глотнуть воздух, который застревал и никак не доходил до лёгких. Сивка скрючился от кашля, слушая, как по ступеням одна за другой влетают пули. Затихли…
«Кажется, ангелы Дядькины действительно существуют», — мальчишка, кое-как отдышавшись, ледяными руками поправил бандану на лбу. Его всего трясло, а предстояло снова броситься на лестницу. И пули не заставят себя ждать.
«Надо, надо. Заболотин говорил, что победу придётся завоевать, а значит, мне надо… Отнесу карту Краюхе — он и пришьёт снайпера. И ещё кого-нибудь. И мы победим…»
Он вскочил — и упал на четвереньки, запнувшись, ноги не держали. «Ничего», — Сивка стиснул зубы и снова встал. Вдохнул поглубже — и снова полетел по ступенькам, навстречу оконному проёму. Поскользнулся, порезав руку об осколок стекла, и помчался дальше, вверх, спиной чуя, как глядят враги через разбитое окно на него.
Пули крошили ступеньки, отставая на доли секунды. А когда оставалось совсем чуть-чуть — где-то под ногами грохнул взрыв. На самом деле, конечно, гораздо ниже, но Сивке казалось — прямо под ним. Мир завертелся, смазался, и чья-то рука за шиворот втащила его на этаж.
… Пришёл в себя Сивка уже в какой-то комнате. Наверное, до войны это была домашняя библиотека. Сейчас шкафы стояли черные от копоти, немногие уцелевшие книги были в таком состоянии, что было невозможно даже прочитать название на корешке. Рядом с Сивкой сидел солдат с винтовкой на коленях, и, увидев, что мальчик открыл глаза, поинтересовался без улыбки:
— Что, острых ощущений захотелось? Аттракцион «Полетай вдоль лестницы», навкину же… мамочку?
Сивка нашарил карту и сунул в руки снайперу. Подниматься с пола не хотелось. Он был блаженно ровный и надёжный, пока на нём лежишь.
— А-а, Додо решил поиграть в прорицателя? — Краюха тут же погрузился в изучение карты. — Надо же, выглядит реалистично. Додо у нас молодец. Но Кобальт всё равно был лучше. А я — слепой дурак, это да…
— Кстати, почему Кобальт? — поинтересовался Сивка, устраиваясь на полу поудобнее. Паркет был тёплый и приятный, даже наполовину сгоревший. Да и в голове было слишком мутно.
Краюха, прислонившись спиной к шкафу, бросил взгляд в сторону окна и с запозданием откликнулся:
— Да так, позывной такой у нашего капитана в роте был.
Сивка, сунув в рот порезанный палец, тоже поглядел в сторону окна. Но там было видно одно небо, белёсое, затянутое облаками. Где-то внизу грохотали взрывы.
— А потом он Дядьку-старшего заменил, подполкана Женича, то есть. А батальон так привык, что командует Дядька, что Заболотину пришлось взять этот позывной. Мы только в роте иногда сбиваемся, а вообще он теперь Дядька. Или Дядька-младший, чтобы не путаться.
— Ясно, — отозвался Сивка. — Ну что там с картой?
— Ну, сейчас увидим. Или… нет, не прямо сейчас. Здесь стоит мне высунуться — сразу начинают лупить. Есть ещё одно у меня местечко на примете. И оттуда видно должно быть лучше.
Он боком, старясь не маячить в окне, выскользнул прочь из квартиры. Сивка с трудом поднялся и нехотя последовал за ним, всё ещё временами промахиваясь мимо поворотов. В голове гудело, и хватало её только на то, чтобы понимать, что надо следовать за спиной снайпера.
Передвигался Краюха лёгким бегом — словно иначе просто не умел. Толкнулся в одну дверь — заперта, так он с ноги вышиб. И так еле держалась на петлях. Где-то за спинами снайпера и Сивки осыпалось стекло.
— Слишком высоко взял, — откомментировал Краюха, устраиваясь у нового окна. — Прямо в форточку. Неужели в ней во время прошлых обстрелов чудом уцелело стекло только для того, чтобы этот криворукий вырь его разбил?
— Снайпер? — уточнил Сивка.
Краюха не ответил, только сделал яростный жест рукой: «Отстань!». Сивка не обиделся, сползая на пол по стене рядом с окном. Сел, вытянул ноги и принялся искоса наблюдать за Краюхой, с вдохновлённым лицом прирожденного стрелка залёгшим в глубине комнаты и приникшим к прицелу. Минута, вторая — время неспешно текло, и всё как-то мимо. Потом вдруг Краюха подобрался, как кот перед прыжком, и выстрел — звук потонул в общем грохоте — ознаменовался вылетевшей гильзой.
… И почему-то время снова потекло мимо. Если Краюха попал — то что они тут сидят? А если промахнулся — то почему ещё живы?..
Сивке начало казаться, что они тут сидят уже несколько дней. В полном одиночестве, под грохот взрывов. Забытые всеми… А где-то там, впереди, в перекрестье Краюхиного прицела — так же лежит или сидит у окна выринейский снайпер, мимо которого тоже течёт время. Он похож на Краюху, отчего-то казалось Сивке. Очень-очень.
Спустя какое-то время мальчишка клюнул носом, раз, другой… зажал голову коленями и постарался отпустить сознание прочь, как всегда удавалось раньше…
Выходило плохо. Конечно, ведь ПС больше нет. Теперь ты сам здесь — и осознаёшь всю страшную реальность происходящего. И… смерть.
Там, где-то в прицеле Краюхи, — такой же человек.
«Какой же ты смаль! Тьфу, смешной, то есть! Ну какая вара может быть между нами, а?» — ворвался в воображение смеющийся голос, путающий забольские слова с выринейскими.
— Сам посуди, в Заболе столько наших! Куда мы денемся на варе, на войне, а?
Ян смеётся, скаля зубы, ярко-белые на загорелом дочерна лице. Друзья валяются у ручья, руками шаря по дну в поисках «чёртова пальца».
— А я слышал, когда к маме тётя Лиза приезжала, она говорила, что на границе неспокойно…
— Да странная она твоя, тётя Лиза! Краза, блаженная! И у всех про тебя расспрашивает, а с тобой никогда не говорит, сам же рассказывал!
— Верно, — мальчик, которого через два года назовут Сивым, поморщился. Думать о странной тёте Лизе не хотелось, «чёртов палец» всё никак не находился… — Какая может быть война…