В последние годы царствования Алексея, а также во время шестилетнего царствования Федора (1676–1682) замечается вышеуказанное влияние малороссийско-польской цивилизации на Россию. В продолжение многолетних войн, бесконечных дипломатических переговоров с поляками русские многому у них научились. В русском языке в это время встречаются полонизмы. Русский резидент в Польше, Тяпкин, настоящий москвитянин, тосковавший по родине, оказался весьма доступным влиянию польской культуры. Его сын воспитывался в польском училище; его донесения царю заключают в себе множество польских выражений и оборотов.
«В самой России в это время играли важную роль малороссийские духовные лица, получившие свое образование в Польше, а также и настоящие поляки. При Михаиле и Алексее мы встречаем у некоторых русских особенную любовь к Польше. К таким почитателям польских нравов принадлежал дядя царя Алексея боярин Никита Иванович Романов. Он одевал своих слуг в западноевропейское платье и сам являлся иногда в польском костюме. Говорят, что патриарх Никон вытребовал у боярина эти одежды и уничтожил их. Достойно внимания, что этот самый Романов был владельцем знаменитого бота, найденного Петром в сарае в Измайлове и сделавшегося зародышем русского флота[4].
Царь Федор Алексеевич. XIX в.
Уже в начале XVII века автор «Сказания об осаде Троице-Сергиева монастыря» Авраамий Палицын сетует на подражание многим «армянским и латинским ересям», на то, что «старые мужи брады своя посрезаху, во юноши пременяхуся»[5]. За несколько лет до вступления на престол Петра был обнародован указ, строго запрещавший «перенимать иноземские немецкие и иные извычаи, постригать волосов, носить платье, кафтаны и шапки с иноземных образцов» и проч[6].
При Федоре влияние Польши усиливается. Первая супруга царя, Грушецкая, была виновницей введения реформы относительно платья при дворе и в высших кругах русского общества; под ее влиянием начали в Москве стричь волосы, брить бороды, носить сабли и кунтуши польские, заводить школы, польские и латинские и проч[7].
Еще при Федоре было говорено и писано о неудовольствии многих бояр, вызванном этими нововведениями.
Таким образом, прежнее византийское влияние было отчасти сменено польским, отчасти же и то и другое встречается вместе. Низшие классы общества, а также духовенство находятся гораздо более под влиянием византийско-средневековой стихии, уклоняясь от влияния западноевропейской цивилизации, высказываясь одинаково резко как против польско-латинской, так и против германско-протестантской культуры. Зато светские элементы высшего общества по необходимости начали учиться у Западной Европы.
Вопрос о том, какого рода западноевропейское влияние должно было иметь перевес в центре государства, был самым важным, роковым вопросом.
При Федоре можно было считать вероятным окончательный перевес средневековой католической науки, пробившей себе путь в Россию через Польшу и Малороссию. Люди, подобные Симеону Полоцкому, прибывшему в Россию при царе Алексее и сделавшемуся наставником детей царя от первого брака, были представителями эрудиции, основанной на отвлеченных науках – риторике, философии и богословии прежних веков.
В этом отношении достойно внимания то предпочтение, с которым некоторые лица при московском дворе, в том числе Федор и София, занимались церковной историей. Сын Петра Алексей – и эта черта характеризует, между прочим, бездну, открывшуюся впоследствии между отцом и сыном, – особенно охотно занимался чтением церковно-исторического сочинения Баронил и делал из него выписки. Это направление некоторым образом классического, по крайней мере основанного на латинском языке, воспитания было диаметрально противоположно тому реальному обучению, которое русские могли приобрести от германского и протестантского мира.
Многое зависело от решения вопроса, кто будет главным наставником России: Рим ли со своими отцами церкви и иезуитами, с латинским наречием и схоластикой, или те народы, которые упорно боролись против перевеса Рима, Габсбургцев, Испании, где англичане, голландцы, немцы, – те народы, умственное и политическое развитие которых в эпоху Реформации было выражением всестороннего прогресса человечества.