Мастер Антонио Сенквикастер ехал верхом на пегой чёрно-белой лошади, усадив перед собою кареглазую и черноволосую куклу Агату. Она была чудо как хороша в красном бархатном платье с бежевыми кукскими кружевами. Так они ехали вдвоём по новой броменской дороге и разговаривали о воробьях и трясогузках. Переехав журчащий между камнями ручей по деревянному мосту, и свернув на тропинку, идущую через нежно-зелёное поле молодого ячменя к тёмно-зелёной дубовой роще, они попали под проливной дождь, какой случается в начале жаркого лета. Как ни старался мастер Сенквикастер укрыть Агату, кукла сильно промокла.
Туман застилал путь к ущелью. Молнии грохотали в гротах и провалах. Дикие горные суслики с тревогой посвистывали из нор. Путешественники надеялись найти укрытие от непогоды среди утёсов, но, подъехав к маленькому серебряному домику, мастер Антонио Сенквикастер, кукла Агата и пегая чёрно-белая лошадь оказались мокрыми с головы до ног.
— Агата, полезай под крышу, — говорил мастер Сенквикастер кукле Агате, в то время как потоки воды смывали камешки с дороги, а пегая лошадь стояла, держась зубами за выступ скалы. Агата с большим трудом протиснулась внутрь дома.
К вечеру дождь начал стихать и понемногу прекратился. Последние капли падали с мокрых деревьев, и вода ещё журчала на перекатах, унося с собой воспоминания о прошедшем ливне, старые сосновые иголки и отважного паучка, сидящего на смородиновом листе. Стало смеркаться, со дна ущелья поднялись вечерние тени, и пришла ночь.
— Надо бы поискать не очень сырого хвороста.
— Бах! Готово! — кукла Агата быстро развела костёр.
— А мы поедем дальше? — спросила кукла.
— Поедем, Агата, но не сейчас. Темень непроглядная.
— В темноте можно свалиться в пропасть? — спросила Агата.
— Ещё как. Пара пустяков, — подтвердил мастер Сенквикастер.
— Значит, это опасное ущелье?
— Просто ужасное.
— Значит, мы заночуем при свете костра в ужасном опасном ущелье? — радостно пролепетала кукла Агата, греясь возле огня.
— Да.
— И ты расскажешь мне страшную сказку, чтобы я крепче спала? — не унималась Агата.
— Да, — сказал мастер Антонио Сенквикастер.
— А это будет длинная сказка?
— Такая, чтобы ты успела высушить своё платье.
— Ну, тогда рассказывай! А то я высохну, и сказки никакой не получится.
— Получится. Вот слушай:
«Стареющий грузный людоед Хопфштедтер, сжимая в волосатой руке унизанной кольцами, букетик апрельских подснежников, прибыл в городок Лебервурст. Он питал сердечную привязанность к этому месту. По своему обыкновению людоед посетил тихое кладбище, где покоился барон Мюльш, загубленный им в дни молодости. Погрустив о былом, Хопфштедтер велел позвать кладбищенского сторожа. Явился человек на трех ногах, с глазами на спине и одной рукой вместо уха.
— Как дела? — спросил людоед сторожа.
— Вашими молитвами, — ответил тот, целуя перстень на руке гостя. От поцелуя драгоценный берилл в перстне помутнел и треснул.
— Ты скверно ухаживаешь за могилой моего друга.
— Зачем вам могила? — прогнусил сторож и длинно сплюнул желтой слюной на сафьяновую туфлю людоеда, — проваливайте подобру-поздорову, ваше преподобие, пока живы.
Больше дерзкого кладбищенского сторожа в тех краях не видели.
Могильный холм покрывал прошлогодний бурьян, каменное надгробие покосилось, и лишайник скрывал имя мертвеца. Из-за могильной плиты выбежал невысокий желтый человечек и набросился на Хопфштедтера с кулаками. Он больно колотил его по ногам, кусался и выкрикивал бранные слова.
— Уходите отсюда, — кричал жёлтый маленький человечек, — уходите отсюда! Я здесь живу.
— Это решительно невозможно, — говорил людоед Хопфштедтер, отгоняя жителя могилы посохом, — это могила моего друга, а не твой дом!
Маленький человечек перекусил зубами древко людоедского посоха и заплакал. Хопфштедтер не выдержал. Его старческие глаза увлажнились.
— Как зовут тебя? — спросил людоед.
— Вольфвайсе, — соврал тот, глядя исподлобья и шмыгая носом.
— Я родился в знатной семье, — соврал Вольфвайсе, — и жил окруженный почетом и любовью в серебряном домике с золотыми ставнями. Но враги расправились со всеми моими родными и похитили мой серебряный дом. Теперь я нищий изгнанник, и могила Мюльша — мое пристанище. Если бы вы велели изготовить для меня новый серебряный дом, я ездил бы всё время с вами и охранял вас. Вы видели, как я умело дерусь.
Сердце одинокого старого людоеда не выдержало. «Мои дни склоняются к закату, — подумал он, — и по-прежнему бремя злодеяний кажется мне легче обузы добродетели. Я никогда не шёл наперекор своим злым желаниям, но кто запретит мне иметь добрые прихоти?» Он заказал ювелирам домик, и когда всё было готово, взял Вольфвайсе на службу.