Древние чепты из Гвидлича всегда ездили на лосях. Даже песня такая есть, — сказала лосиха Лу, и, сведя глаза к носу, совсем уже готова была затянуть старинную гвидличскую песнь, но расторопный Рэтфорд Шванк вовремя прервал её.
— Послушай, Лу, — сказал он, — ты бы покатала Грюнибунду на себе, а то я тут совсем запутался с приготовлением этого кальмара, — Рэтфорд Шванк снова таинственно подмигнул, потом обнял лосиху за шею и пошептал ей прямо в ухо. Лосиха очень удивилась, но больше не произнесла ни слова. Рэтфорд Шванк подсадил Грюнибунду на лосиху Лу, и Грюнибунда уехала кататься в лес, далеко-далеко, в самые глухие и непроходимые дебри.
Разлапистые кедры возвышались над зарослями шалфея и душицы, мышиный горошек и ромашки покрывали поляны, на корявых сучьях дубов росли папоротники, и грибы торчали сквозь мох. Лес был огромен, бесконечен и прекрасен. Шея лосихи Лу пахла тёплым уютным зверем, и Грюнибунда ехала всё дальше и дальше в сладостном упоении большого приключения, прекрасно понимая, что Рэтфорд Шванк затеял какую-то тайную хитрость. Когда на исходе дня лосиха Лу спустила Гюнибунду на землю и попросила немного подождать в лесу, когда Лу вернётся, Грюнибунда ничуть не удивилась. Стемнело. Лес погрузился в темноту, и храбрая Грюнибунда заночевала одна под сосной. Ни Рэтфорд Шванк, ни лосиха Лу больше не появились и не дали о себе никакой весточки.
Наутро Грюнибунда отправилась в путь, и лишь к середине следующего дня вышла в долину реки Астер, где, как мы знаем, её подобрали сборщики моха и шишек, плывшие на лодке в сторону замка графа Сенквика».
«Милая Грюнибунда, я искал тебя долгие годы, и не было минуты, когда бы я не думал о тебе с любовью, грустью и надеждой. С тех пор как лосиха Лу оставила тебя в чаще Дремучего Леса, я не видел тебя ни разу. Конечно, позже я много разузнал о тебе, но твоё исчезновение в Готенфуке долго оставалось для меня загадкой и навевало самые грустные мысли. Я узнал, что лесная фея споткнулась о тебя в ту ночь, когда ты спала под сосной, и что она оставила тебе в подарок волшебную лампу. Я много раз говорил со старым Сенквиком из Астерской долины, ещё и ещё раз пытаясь понять, куда ты пропала в городе Готенфуке. Но в Готенфуке твои следы терялись, и ни один человек не мог рассказать мне о твоей дальнейшей судьбе.
Теперь каждый знает, что произошло на самом деле, и я прошу у тебя прощения, что всё-таки не сумел уберечь тебя от всех напастей, хоть они и завершились самым счастливым образом. Мне хотелось бы объяснить своё странное поведение на берегу реки Эрбадо, в то утро, когда мы расстались с тобой».
«Синие тучи подплывали к белым склонам гор, ветви сосен гнулись под тяжестью снега, и если проглядывало солнце, олени жмурились от яркого света и грелись, закрыв глаза, пытаясь уловить бархатными носами запах дальней весны.
Рэтфорд Шванк весь день расчищал снег вокруг дворца. К вечеру потеплело, повалил хлопьями снег, и сразу стало темнеть. В окошках зажглись огоньки, жёлтые пятна света упали в фиолетовую ночь, Рэтфорд Шванк отряхнулся, набрал колотых дров и отправился топить печки. Пламя загудело в дымоходах, по комнатам разлился приятный жар, и весёлое постукивание печных дверок наполнило дом уютом и покоем. На чердаке шуршала мышь, пробираясь к теплой трубе, а снег на дворе кружился и опускался с неба тихо и неспешно.
«Вот, — думал Рэтфорд Шванк, грея ноги в тазу с горячей водой, — я один, мне никто не мешает, и все причуды в моей власти. Красота, свобода и простор!» Шванк вытер покрасневшие ступни махровым полотенцем и надел сухие носки. «Как хорошо, — подумал он, — как хорошо, что на сотню верст вокруг нет ни души. Кругом дремучий непроходимый лес. Как это приятно».
Несколько дней он читал, спал и делал опасные опыты, после чего потолок в лаборатории закоптел, и стеклянных колб и пробирок уцелело намного меньше, чем хотелось бы Рэтфорду Шванку. После чего Шванк снова стал рыться в книгах, варить пшённую кашу, печь оладьи и заваривать бруснику в горшке из-под мёда. Потом ему пришла в голову мысль разобраться в книжках, и расставить всё правильно по своим местам. Он начал вытирать пыль, переставлять тома с места на место, выкладывая книги стопками и кривыми столбами прямо на полу. В результате уборки Рэтфорд Шванк нашёл свистульку-ёжика, закатившуюся и исчезнувшую лет восемь назад, и в доме получился такой разгром и беспорядок, что Шванк сел и безнадежно обхватил голову руками. Повсюду валялись книги, свитки рукописей, цветные рисунки из энциклопедий былых времён, на стульях и подоконниках лежали груды мелкого хлама, который жалко было выбрасывать, а куда всё это девать, Рэтфорд Шванк не знал. Малахитовый мышонок с золотым носом, бронзовая астролябия, сломанный арбалет, левая персидская туфля, расшитая бисером, и башенный флюгер с анемометром приводили его в отчаяние. Спасение пришло внезапно. Рэтфорд Шванк решил пригласить к себе выдающегося мастера Крюнкеля Шпунка и попросить его сделать новые книжные шкафы. Рэтфорд Шванк знал, что если Крюнкель Шпунк возьмётся за работу, то это будут такие шкафы, что в них поместится всё что угодно.